Иван Болотников (Часть 1)

"Первый после бога... Святой. Должно, все грехи мои ведомы. Парашку-то проманул. Так ведь сама ластилась... Не угожу в батюшки", - подумалось ему.

Патриарший казначей представлял каждого святейшему. Тот слегка кивал светло-каштановой бородой, молчаливо поглаживая белой холеной рукой панагию. Когда казначей молвил о Васюте, патриарх оживился.

- Из Угожей?.. Добро, добро, сыне. Выходит, преставился Паисий... Боголюбивый был пастырь, на добрые дела мирян наставлял. Любил я Паисия.

Иов широко перекрестился, лицо его стало задумчивым; когда-то он ведал Ростовской епархией, и отец Паисий был в числе его самых собинных пастырей.

В Крестовой было тихо, никто не посмел нарушить молчания святейшего; но вот он качнулся на мягкой подушке из золотного бархата и вновь устремил свой взор на Вастоту.

- А ведаешь ли ты, отрок, чем славна земля Ростовская?

Васюта замялся: Ростов многим славен, был он когда-то и великокняжеским стольным градом и с погаными лихо воевал. О богатыре Алеше Поповиче по всей Руси песни складывают. А ростовские звонницы? Нигде не услышишь такого малинового звону.

И Васюта, уняв робость, обо всем этом поведал. Лицо святителя тронула легкая улыбка.

- Добро речешь, сыне... А еще чем славна земля твоя? Кто из великих чудотворцев осчастливил Русь православную?

- Преподобный Сергий, владыка. Сын ростовского боярина Кирилла. Много лет он жил в скиту отшельником, а засим Троице-Сергиевой лавре начало положил.

- Хвалю, отрок... Чти грамоту от мирян, отец Мефодий.

Патриарший казначей приблизился к Иову и внятно, подрыгивая окладистой бородой, прочел:

"Мы, крестьяне села Угожи, выбрали и излюбили отца своего духовного Василия себе в приход. И как его бог благоволит, и святой владыка его в попы посвятит, и будучи ему у нас в приходе с причастием и с молитвами быть подвижну и со всякими потребами. А он человек добрый, не бражник, не пропойца, ни за каким хмельным питьем не ходит; в том мы, старосты и мирские люди, ему и выбор дали".

Патриарх кивнул и повелел Васюте подойти ближе.

- А поведай, сыне, что держит землю?

- Вода высока, святый отче.

- А что держит воду?

- Камень плоск вельми.

- А что держит камень?

- Четыре кита, владыка.

- Похвально, отрок, зело похвально. А горазд ли ты в грамоте? Подай ему псалтырь, Мефодий.

Васюта принял книгу, оболоченную синим сафьяном, и бегло начал читать.

- Довольно, сыне. Прими мое благословение.

Сложив руки на груди, Васюта ступил к патриарху, пал на колени. Иов высоко воздел правую руку.

- Во имя отца и сына и святого духа! - истово промолвил он и, широко перекрестив, коснулся устами Васютиной головы.

В тот же день отобранных патриархом ставленников рукополагали в священники.

Из храма Васюта Шестак вышел отцом Василием.

ГЛАВА 6

СКИТ

Луч солнца, пробившись через густые вершины, пал на лицо. Болотников проснулся, поднял голову. Васюта лежал рядом и чему-то улыбался во сне.

- Вставай, друже. Пора.

Васюта очухался не сразу, а когда наконец открыл глаза, то по лицу его все еще блуждала улыбка.

- Эх-ма... Погодил бы чуток. Такое, брат, привиделось, - потягиваясь, весело проговорил он.

- Аль где на пиру был?

- Пир что... С Парашкой провожался. Вот бедовая!

Васюта тихо рассмеялся и опустил ладони в траву, облитую росой. Умыл лицо.

- Экая благодать седни... Не полегчало, паря?

- Кажись, получше, - ответил Иванка, хотя чувствовал во всем теле слабость.

В лесу тихо, покойно. Над беглецами распустила широкие ветви матерая ель; под нею росли две тоненькие рябинки, упираясь кудрявыми макушками в колючие лапы. Минет налетье-другое, и будет им тесно, не видать рябинкам ни солнца, ни простора: могучая ель навсегда упрятала их в свое сумеречное царство. А чуть поодаль ель переплелась вершиною с красною сосною, слилась с нею в единый ствол, породнясь навеки.

- Чуден мир, друже. Глянь, - повел рукой Иванка.

- Чуден, паря, - поддакнул Васюта, разматывая котому. - Давай-ка пожуем малость.

Доели хлеб и мясо и побрели по замшелому лесу; кругом гомонили птицы, радуясь погожему утру.

- Дорогу ведаешь? - спросил Иванка.

- Не шибко, - признался Васюта. - Айда на восход, а там, версты через три, должны на ростовскую дорогу выйти.

Шли неторопко: лес стоял густой и коряжистый.

- Много о себе вчерась сказывал, да токмо о ватаге умолчал. Пошто к Багрею пристал?

- А к Багрею я и не мнил приставать. Он меня сам в полон свел.

- Это где же?

- Из Москвы я с торговым обозом возвращался. Аглицкие купцы везли кожи на Холмогоры, а обозников они в Белокаменной подрядили. Вот и я с ними до Ростова. А тут ватага нагрянула. Купцов и возниц перебили, а меня оставили.

- Чем же ты Багрею поглянулся?