- Из Москвы-то я батюшкой вышел. На телеге в скуфье да в подряснике сидел, вот и не тронули лихие, Нам-де давно попа не доставало, грешные мы, будешь молиться за нас, да усопших погребать по христианскому обычаю, нельзя нам без батюшки. Поначалу стерегли накрепко, из подклета не выпускали, а потом малость волюшки дали, стали на разбой с собой брать. Противился, да куда тут. Багрей все посмеивался: "Али без греха хочешь прожить? Не выйдет, отче, в моей ватаге ангелов не водится. Бери топор да руби купчишек. А грехи свои потом замолишь". Пытался бежать, да уследили. Одного лихого шестопером31 стукнул, тот замертво упал. Хотели в волчью клеть кинуть, да Багрей не дал. Мне, говорит, поп-убивец вдвойне слюбен. Седмицу на цепи продержали, а потом вина ковш поднесли и вновь на татьбу взяли. Веселый стал, дерзкий. Купца топором засек. После хмель вылетел, да уж поздно, мертвого не воскресишь. А Багрей еще пуще смеется: "Душегуб ты, батюшка, государев преступник. Купчина царю Федору соболя вез, а ты его сатане в преисподню. Негоже, батюшка. Отныне и стеречь не буду. Что татя в железах держать?" Но сам все же упредил: "А коли уйти надумаешь - патриарху грамоту отпишем. У него истцы покрепче земских, разом сыщут, и не выдать тебе бела света. Так что, отче, бежать тебе некуда". Я после того подрясник на кафтан сменил, осквернил я попову одежу. А вскоре тебя в яму кинули, вот и весь сказ.
- Не заробел уйти?
- А чего робеть. Ужель средь лихих жить? Багрей чисто упырь, родной матери не пожалеет. Страшный человек!
- Верно, друже. Легче со зверем повстречаться... А теперь куда?
- Покуда в Ростов. Схожу в Угожи, старцам повинюсь, нельзя мне теперь в батюшки. По Руси подамся, а может, с тобой пойду. Сам-то далече ли?
- Далече, друже... Где ж дорога твоя? Тут самое разглушье.
- Никак, заплутали, Иванка.
Лес стоял сплошной стеной - дремучий, дикий.
- Забрели, однако, - присвистнул Иванка.
- А, может, напрямик? - предложил Васюта.
- Нет, друже. Давай-ка примем вправо.
Прошли еще с полверсты, но лес не редел и, казалось, становился все сумрачней и неприступней. Чуть поодаль громко ухнул филин. Васюта вздрогнул, перекрестился.
- Сгинь, нечистый!
Теперь уже взяли влево, но вскоре Васюта остановился.
- Зришь сосну горелую? Должно, Илья стрелу кинул. Опять сюда пришли.
- Были мы тут, - кивнул Иванка.
- Леший нас крутит, лесовик, - понизил голос Васюта и вновь осенил себя крестом. Огляделся, скинул котомку и принялся разматывать кушак с зипуна.
- Ты чего, друже?
- Как чего? Аль не знаешь, - перешел на шепот Васеюта, скидывая зипун. - Слышь, ухает. То не филин, лешак в него обернулся.
Снял рубаху, вывернул наизнанку и вновь одел; то же самое он сделал и с зипуном. Затем перекрестил лес на все четыре стороны, приговаривая:
- Отведи, господи, нечистого! Помоги рабам твоим от лесовика выбраться. Помоги, господи!
Иванка тоже перекрестился: поди, и впрямь лесовик закружил. Не зря когда-то отец сказывал: "В каждом лесу леший водится. Только и ждет мужика, чтобы в глушь заманить. Хитрющий! Он и свищет, и поет, и плачет, а то начнет петь без голоса. Бывает и в волка прикинется, а то и в самого мужика с котомкой. Лукав лесовик".
- А теперь пошли с богом, - молвил Васюта.
Но плутали еще долго, не сразу их лешак отпустил. И вот, когда вконец уморились, лес чуть посветлел, а вскоре и вовсе раздвинулся, дав простор горячему солнцу.
- Передохнем малость, - утирая пот со лба, сказал Васюта и начал вновь выворачивать зипун.
- Передохнем, - согласился Иванка. Ему опять стало хуже, голова была тяжелой, по всему телу разливал жар. Очень хотелось пить.
Васюта, переодевшись, упал в траву, широко раскинул руки.
- Кабы не совершил обряд - сгинули. Мужик наш из Угожей убрел в сенозорник32 в лес, да так и не вернулся. Захороводил его леший.
Болотников огляделся, заприметил буерак у молодого ельника, поднялся.
- Пойду овражек гляну. Авось, родник сыщу.
Спустился в буерак, с головой утонув в духовитом ягельнике, но овражек оказался без ключа. Выбрался, поманил рукой Васюту. Тот подошел, ахнул:
- Горишь ты, паря. Худо тебе.
- Пройдет. Вот бы водицы испить.
- Ты лежи, а я найду водицы.
- Вместе пойдем.
Пошли вниз по угору, усыпанному редким ельником; Болотников ступал впереди, хмуро думал:
"Сроду недуга не ведал, а тут скрутило. Остудил ноги. Чертов Мамон!.. Лишь бы дорогу сыскать, а там до яма33 добредем, да и Ростов будет недалече".
После ельника вышли на простор, но он не радовал: перед ними оказались болота, поросшие мягкими кочками и зеленой клюквой. Вначале идти было легко, ноги пружинили в красном сухом мху, но вскоре под лаптями захлюпала вода. Прошли еще с полчаса, но болотам, казалось, не было конца; зелень рябила в глазах, дурманил бражный запах багульника.
- Тут без посоха не пройти. Зыбун начинается, - высказал Иванка.
- Авось, пройдем, - махнул рукой Ваеюта. - Кажись, вправо посуше.
Сделал несколько шагов и тихо вскрикнул, провалившись по пояс в трясину. Попытался вытянуть ноги, но осел еще глубже.