ИВАН БОРОДУЛИН

— О, вы говорите по-немецки, — обрадовался «язык».—Видите ли, я врач, а на передовую попал в наказание, за оскорбление высокого должностного лица. Через неделю, срок наказания кончается, но, вид­но, надо мной висит злбй рок.

Согласившись с тем, что врачу действительно не по­везло, я поинтересозался, почему он не стрелял там, в траншее, а только размахивал кулаками.

— Волей всевышнего, — убежденно сказал немец,— я в тот момент разобрал автомат для чистки.

Тут же выяснилось, что немец-врач до войны был первоклассным боксером и даже призером междуна­родных встреч в Англии. Подтверждением того, что фриц говорил правду, служили мой распухший нос и подбитый глаз Ромахина, отчего мой связной глядел как-то боком.

К вечеру двое ребят, посланные на поиски Сырина, притащили Михаила, который был ранен осколком мин в обе ноги и отлеживался в одной из воронок. А еще через несколько часов мы уже были в своем полку.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПАУЛЬ-ПАВЕЛ ПЫТАЕТСЯ МСТИТЬ

Следующий день был для меня прямо-таки счастли­вым. Во-первых, утром, при разборе операции, коман­дир полка и начальник штаба похвалили нас за то, что «язык» был взят с первой попытки, с небольшими поте­рями и вдобавок удачный, так как дал ценные показа­ния на первом же допросе.

Во-вторых, подполковник Пасько сам попросил меня не ехать в госпиталь, а лечить ногу в полковой санчасти, что весьма меня обрадовало — не надо покидать дру­зей. А раны у. нас, молодых и полных сил, заживали бы­стро, что в госпитале, что в землянке.

Зато день, на который был назначен торжественный ужин, принес немало огорчений и чуть было не стал ро­ковым для многих из нас.

Я уже писал, что самый первый наш «язык», почтарь Пауль, после нескольких безуспешных выездов на диви­зионной агитмашине (ни один немец его агитации не под­дался и к нам не перебежал) прижился во взводе, стара­тельно исполняя всякие мелкие хозяйственные дела. Но справедливо говорит русская пословица: как волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Так вот и наш приру­ченный немец, которого все попросту называли Павлом, все же показал свое звериное фашистское нутро. Про­изошло это так.

Дней десять назад начальник штаба Каширский при­вел к нам на Шпиль белобрысого мальчишку по имени Вася, невесть как прошедшего заставы и попавшего

PAGE87

во фронтовую полосу. В ожидании оказии, чтобы отпра­вить шустрого вояку в Мурманск, начштаба решил пока отдать мальчонку на попечение разведчиков, тем более, что тот ни в какой другой род войск идти не пожелал. Вася оказался смышленым и предельно любопытным мальчишкой, причем любопытство это распространялось, главным образом, на оружие. Он мог часами возиться с каким-нибудь разбитым трофейным автоматом, ему можно было безо всяких поручить вычистить винтовку. Мальчишку быстро полюбили все разведчики. Но мы были вечно заняты, часто отсутствовали, и Вася привя­зался к немцу Павлу, который забавлял его, учил раз­ным разностям.

В тот день, о котором идет речь, мы собрались в большой землянке, чистились, брились, словом, приво­дили себя в гвардейский вид.

В дверь робко постучали.

— Заходь! — крикнул кто-то. — Не заперто.

Никто не вошел, но стук повторился, негромко и сни­зу, будто бы стучали ногой.

Я подошел и растворил дверь. В землянку шагнул Вася. Он держал руки в карманах и молчал. Бледное, без кровинки, лицо, широко раскрытые испуганные глаза, дрожащие губы мальчишки подсказали мне: что-то слу­чилось.

Я подошел к Васе, положил руку на плечо:

— Ты чего, дружок, кислый, как клюква? Набедоку­рил?

Вася опустил голову и разрыдался.

Но он не вытащил рук из карманов, чтобы размазать слезы, как это делают все плачущие ребята. Мне это показалось странным. Я заглянул в оттопыренные карма­ны Васиного бушлатика, и по коже побежали мурашки.

1.6

Мальчишка судорожно сжимал в своих кулачках так на­зываемые «лимонки», гранаты Ф-1 очень сильного оско­лочного и фугасного действия.

«Главное, чтобы не испугался, не вынул рук»,— мелькнула мысль. И я как можно спокойнее и ласковее проговорил:

— Васенька, дорогой, держи руки крепче.

И в том же тоне негромко сказал одному из развед­чиков:

— Иди сюда, у парнишки гранаты.

Мы вдвоем перехватили поверх карманов руки маль­чишки и, сжав там «лимонки», осторожно извлекли их.

Предохранительные чеки с обеих гранат были сняты. И можно было лишь удивляться, как могли слабые дет­ские руки так долго удерживать силу пружины. Видно, мальчишка понимал опасность. Его пальцы будто све­ло судорогой, когда я высвобождал из них гранаты.

Выйдя наружу, мы швырнули «лимонки» в ручей — они тут же взорвались — и вернулись в землянку.

Мы не могли понять, как случилось такое. Зная, что Вася неравнодушен к оружию, можно было предполо-'^ жить, что случай с гранатами — баловство. Но как мог м.альчишка снять чеки с гранат? Ведь даже взрослому >то не очень легко сделать.

— Вася, а как же ты сумел колечки-то снять? — как можно веселее спросил я, ибо мальчика все еще била нервная дрожь.

— Это не я снял, — наконец, всхлипнул он,

— А кто?

— Дядя Павел.

— Ив карманы он положил?

— Ага. Сказал еще: ступай к вам и отдай. И что вы меня похвалите.