ИВАН БОРОДУЛИН

Все еще в каком-то ошалелом состоянии я добрался до самого подножья вражеской высоты, прошел не­множко вдоль ее склона, а затем тронулся напрямик • ерез свое минное поле к Орлиному гнезду. Как я вы­брался из всех передряг того дня, не понимаю до сих пор. От ребят взвода я потом узнал, что стрелявшие в меня немцы спокойно ушли на высоту 168 без единой потери. Мои разведчики в это время сидели, затаившись / расщелине скалы, и не смели высунуть нос. Это они правильно сделали — их перещелкали бы как куро­паток.

Через некоторое время ребята добрались до своих траншей, и только тут, отдышавшись и перекладывая в памяти случившееся, мы поняли, что излишняя само­уверенность и расчет на глупость врагов прямиком вели нас на тот свет, а спасла взвод только редкая и странная случайность, которая бывает один раз за войну.

Урок, который преподали нам фрицы в январе 1943 года на заснеженном скалистом островке, разведчики крепко запомнили и потом в подобных ситуациях вели себя в тысячу раз бдительнее, а главное с уважением относились к противнику, к его способности быть не глу­пее нас самих.

Конфузная и одновременно счастливая для нас стыч-на с немцами на островке не изменила намеченного пла­на брать «языка» с высоты 168, и мы продолжали под­готовку к операции, проводили тренировочные занятия. Определили группу захвата: мы с Ромахиным, Иванов, Крылов, Гришкин и Верьялов. Первая тройка непосред­ственно захватывает «языка», а остальные обеспечива­ют безопасность с флангов. Группа прикрытия должна была засесть на островке против высоты 168 и находить­ся там до конца операции, действуя в зависимости от обстановки.

Вот и конец хлопотам. Сегодня в ночь — поиск. Зна­чит, надо сделать все, чтобы ребята не думали о пред­стоящем деле, отдохнули, проветрили головы. Таков за­кон разведчиков. Тут не помощь приходит испытанное боевое средство — песни. Песни в тихой вечерней зем­лянке не только отвлекали, но и давали подсознатель­ную волевую зарядку, будили в человеке жизненную энергию.

Группа прикрытия ушла на островок, а мы шестеро собрались в большой землянке. Дима Иванов подстраи-зает гитару, и Николай Верьялов тихо запевает нашу любимую:

Вьется в тесной печурке огонь, Не поленьях смола, как слеза…

Николай поет с заметным татарским акцентом, и от­того песня звучит еще трогательнее. Тихо, но дружно вступают наши голоса, из которых особенно выделяется высокий тенорок Дудочки.

…И поет мне а землянке гармонь Про улыбку твою и глаза.

PAGE158

Пальцы Димы Иванова, длинные и тонкие, плавно перебирали струны, и как-то не верилось, что они могут крепко сжимать кинжал. Потом пели опять грустную песню о разведчиках, сочиненную, должно быть, где-ни­будь в землянке:

Закури, дорогой, занури.

А назавтра до самой зари

Не приляжешь, уйдешь опять у В ночь глухую врага искать.

На плечах поносилась шинель,

Впереди тебя ясная цель.

Вижу я по туману волос —

Много выстрелов ты перенес.

Потом мы долго сидели и молчали, думая каждый о своем, пока не пришел посыльный: «Явиться к началь­нику разведки полка!»

Натягиваем белые маскировочные костюмы, берем оружие и выходим. В землянке у капитана Терещенко сидит начальник штаба полковник Каширский. Он-то и дает приказ—захватить контрольного пленного, осо­бо подчеркивая, что командование полка давно не име­ет свежих данных о противнике. Потом офицеры по-дру­жески желают нам удачи.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ч п

Мы подходили к своему переднему краю, когда по­валил густой снег и разыгрался сильный северо-запад­ный ветер. Это нас не удивило и не встревожило: север остается севером, и пурга для него не диковинка. Одна­ко, выбравшись из траншеи, мы ослепли — буран засти­лал глаза и все вокруг. Двинулись гуськом, почти ка­саясь друг друга.

Согласно намеченному плану, группа захвата должна присоединиться на островке к группе прикрытия к два­дцати трем часам. А мы вот уже третий час кружим в не­проглядной снежной пелене и не можем понять, где земля и где небо. Пробуем пустить ракету, но она, едва выскочив из ствола, тут же пропала в белесой мгле. Хуже всего угнетала неизвестность: где мы находимся в настоящее время? Может, в тылу противника, может, на ничейной земле, или, может, в своем тылу.

Не можем даже определить, что под ногами — лед озера или каменистый склон сопки,— все кажется ров­ным и гладким.

К четырем часам утра мы выбились из сил, но лечь и отдохнуть не могли — через несколько минут нас бы закрыло сугробами. Мы бредем, цепляясь друг за дру­га, бредем, не зная куда. Идущий впереди падает. На него валюсь я, на меня Ромахин. Иванов, чертыхаясь* держится за колено — оказывается, он наткнулся на ко­лючую проволоку. Это был верхний ряд проволоки за­граждения, почти полностью занесенного снегом. Минут

PAGE160