Иван-чай. Год первого спутника

Турман подобрал полы, извлек из ямы порядочно затоптанный щит. На крашеной доске кричала строгая надпись: «Борись за чистоту рабочего места!»

Павел засмеялся.

— Он и приспособил-то его по назначению… Чего ругаться?

Турман посмотрел на него как на пьяного, потом швырнул испорченный щит обратно, под трактор.

Едва ушел председатель рабочкома, словно из-под земли появился Ворожейкин. И сразу заметил бумаги и секундомер в руках Павла.

— С меня будешь срисовывать? — хмуро осведомился он.

— Со всех разом.

— Ништо! А мне, понимаешь, что-то и работать расхотелось.

Сел на край ямы и стал болтать ногами. А из дверей механического с резцами вышел Меченый, кивнул Ворожейкину.

— Привет, Эрзя! Как жизнь?

— Жизнь, Костя, ничего… Бьет ключом! — невесело отмахнулся мордвин, не переставая болтать ногами. — Была бригада, а теперь гляжу: выходит  т р и г а д а.

— Ткач? — понятливо кивнул Меченый.

— Он, паразит!

— Чего же ты? Обратился бы к общественности, — с ясной издевкой посоветовал Костя.

— Не говори, брат… Сказал бы богу правду, да черта боюсь!

— Гм… Тогда сделайте ему перетяжку в полевых условиях.

Меченый засвистел на мотив «Были два друга» и удалился. Павел тоже отошел, чувствуя на себе пристальный, тяжелый взгляд слесаря.

Этого хронометрировать нечего. Черт, а не слесарь. Давай только работу! А вот не ладится у него что-то, чем-то он недоволен, и в хронокарте ничего такого, понятно, не отразишь.

Павлу от этого плохо вдвойне. Во-первых, хотел бы знать, отчего барахлит отличный парень Ворожейкин, во-вторых, не хочется быть человеком, на которого смотрят вот так пристально и недобро. Самое дохлое дело быть чужаком среди своих. С этим нужно бороться, но как? В чем загвоздка?

Хронометраж… Тоже дело. Сиди и регистрируй чужую работу. Но за каким бесом, вот непонятно?

— Павлушка! Ну, ты спишь, что ли? Смотри, какое элегантное платьице, ну!

Надя прижималась плечом, совала под нос ему растрепанную подшивку журнала. Там во всю страницу улыбалась заморская девочка с туманными глазами и дико растрепанными волосами. Какое на ней было платье, он не разобрал.

— Красиво, правда?

— Здорово… — кивнул, чтобы не огорчать Надю. — Парижская?

— Чудак, это ж наша актриса! В домашней обстановке! Ты посмотри, как элегантно!

— А зачем она… уж так?..

Надя засмеялась беззвучно, чтобы не нарушать тишину читалки. Ей иной раз казалось, что Павел просто прикидывается несмышленышем — глаза-то у него постоянно смеялись. Даже когда он всерьез недоумевал.

— Но ведь красиво, верно? — сквозь улыбку сказала Надя.

— Так она и так красива! Без этого.

Тут глаза его перестали смеяться, Павел добавил:

— Много лишнего. Хронометраж какой-то.

— Как ты сказал?

В абонементном отделе загомонили знакомые голоса, Павел отклонился от Нади, заглянул в распахнутые двери.

— «Всадник без головы» есть?

Спрашивал Сашка Прокофьев, держа под руку Лену Пушкову. С другой стороны к нему прицепилась Эльвира. Они тесно грудились у барьера, за которым скрывалась старенькая библиотекарша. Слышно было, как она снова предложила им «Ясные дали», увлекательную книжку об их современниках.

— Нет, мне «Всадник без головы»! — настойчиво повторил Сашка. — Запишите хоть на очередь…

Прокофьев был высокий стройный паренек с кудрями какого-то удивительно серебристого оттенка. Издали смотришь: у человека на голове большущая кубанка серого каракуля. И еще у него была тонкая мальчишеская шея — судя по ней, ему в самый раз читать «Всадника без головы». Только непонятно, почему же он так цепко держит под руку толстую Лену. Ведь именно она сказала, что скучает по нему худенькая Эля.

А бес их разберет! Вошли в читалку, расцепились, и Лена, как гипнотизер, уставилась мохнатыми глазищами на Павла, пошла вперед, как лунатик. А Сашка отвернул голову, двинулся в дальний угол, к стенду «Кедровый Шор за двадцать лет». Интересно ему торчать перед старыми диаграммами и собственной фотографией! Что-то здесь другое, малопонятное.

— Сплошной хронометраж, — сказал Павел.

— Ну, прямо помешался ты на своих нормах! — сказала Надя. — Что с тобой?

— Да вон, Сашка… с утра волком смотрит! Чего я ему?

— Подумаешь! — Надя встала, двинув от себя растрепанную подшивку журнала.

Павел с готовностью взял ее под руку. Не век же сидеть в читалке, если от дождя можно укрыться и в другом месте. Например, на крыльце у Нади — у них тоже отдельный домик-коттедж, и у нее сестры нету, подсматривать некому.

Снова бежали под мелким дождем по голубой площади, прижимаясь друг к другу, снова Павел глупел от счастья, разом позабыв про дневные неурядицы, свою непонятную работу и Сашку Прокофьева. А Надя интересовалась его успехами в конторе: она вообще любила говорить о серьезных вещах и о будущем.

— Пыжов вызывал? — спросила Надя.

— Нет.

— Ты учти, что он твой основной начальник. По мето-до-ло-гической линии, — пояснила Надя. — От него многое зависит. Резников уйдет, прямо к нему будешь обращаться за помощью. Умнейший человек, хорошо, что ты будешь у него в аппарате.