Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва

Усть-Сысольск показался ей в этот раз еще угрюмее. Бревенчатые срубы, казалось, еще ниже вросли в землю, тусклые окошки старались глядеть в сторону: она была здесь чужой.

Сямтомов, сидя на лавочке, посмотрел косо, вздохнул, но не вскочил и не протянул руки, как делал это раньше.

«У-у, выползень! — озлобилась Ирина, проходя мимо. — Обыкновенная тля. А вот впился в чужое тело и сосет. Трактир открыл. И будет сосать до тех пор, пока самого не проглотят. Не поклонился, нечисть!..»

Она поднялась к себе.

В комнате было все по-старому, но уже не хватало духа обжитости, покойной домовитости, довольства, к которому привыкла Ирина. На скатерти и на подоконниках скопилась серая пыль. На белой пудренице слоновой кости от пальцев остался след, как будто мгновение назад здесь побывал человек-невидимка. Стало немного страшно и обидно.

Неужели Георг за время ее отсутствия ни разу не зашел в эту комнату, не вспомнил о ней?

Она привела себя в порядок и попросила трактирного полового принести обед. Потом заперла комнату и направилась в номер Трейлинга. Номер оказался запертым

— Никто не живет, — пояснил половой, спускаясь по лестнице. — Они уже давненько выехали-с

— Как выехал? Куда?

Вопрос вырвался неожиданно, хотя ей и не хотелось бы проявлять свое отношение к отъезду постояльца.

— Когда уехал этот господин? — уже спокойнее спросила Ирина.

Половой почесался.

— Да так дён семь-восемь будет… Только вот после его выезда письмо на него поступило, так я при себе держу.

Ирина сбежала на три ступеньки вниз, схватила мужика за руку, потащила к своей комнате:

— Голубчик! Отдай письмо мне!

И совала в красную лапу полового рублевую бумажку. Расходы ее после смерти отца стали расти по всяким пустякам.

— Как можно! Никак не полагается. Это я на тот случай, что, может, он вернется!

— Отдай, отдай, ничего не будет!..

Сознание долга отступило перед замусоленной синенькой трешкой. Половой принес Ирине обед, а на подносе, под тарелкой супа, лежал конверт.

Ирина не притронулась к еде. Она сжала в пальцах письмо и тщетно боролась с желанием открыть немедленно, утолить муку неизвестности, разоблачить вероломного беглеца.

Обед остывал. Сами пальцы нервно разорвали синюю обложку…

· · · · ·

«Милостивый государь Георгий Карлович!

Как управляющий делами, должен сообщить Вам, что наш импресарио весьма недоволен Вашей деятельностью.

Как стало известно, Вы лично не пытались даже проникнуть к месту действия, не вникли в суть дела, и поэтому Ваши усилия дали прискорбно ничтожные результаты. Главный делец Вами не устранен. Имеются слухи, что есть и другие упрямцы, не желающие отказаться от своего рискованного предприятия. История с перекупкой оборудования в Усть-Выми грозит обернуться скандалом, ибо пострадавший, по слухам, выехал на юг, чтобы возбудить уголовное дело. Вряд ли удастся закончить это дело в мировом суде. Издержки по найму адвокатов могут быть отнесены на Ваш счет.

Ранее Вы умели действовать и быстро и талантливо. Если дела не поправятся, боюсь, Вы лишитесь ангажемента…»

· · · · ·

Жизнь погрузилась в беспросветную тьму.

Оказалось, что ее Георг, этот блистательный, породистый мужчина с солидными манерами, был всего-навсего мелким агентом, перекупщиком и жуликом. Существо всей этой истории ее не интересовало. Было ясно, что он потерпел фиаско и теперь, вероятно, мечется по России в поисках нового покровителя и новых скандальных предприятий.

Господи, и этот, последний, оказался ничтожеством! Все потеряно. Здравый рассудок не позволял сколько-нибудь серьезно надеяться на поддержку Никит-Паша. Уже в прошлое посещение Ирина успела почувствовать его внутреннее безразличие, плохо скрытое стремление поскорее отделаться от неожиданной заботы…

Подушка на кровати Ирины уже давно привыкла к мокрой, горячей щеке хозяйки и теперь снова глушила сдавленные рыдания. Притянув колени к подбородку и сжавшись в предчувствии каких-то страшных перемен в своей жизни, Ирина куталась в старое прокушевское одеяло из цветных лоскутков и чувствовала, как коченеют ноги и пальцы рук. Она потеряла счет времени, наступающий вечер был пуст и бесполезен, а будущее утро страшило неизвестностью.

Кто она? Почему так неожиданно рассеялся ее недавний успех у молодых людей Вологды? Почему теперь даже усть-сысольские парни не заглядываются на ее окна? О, как она ненавидела теперь их всех, как хотела бы мстить им!.. Но как?

Ирину потревожили вкрадчивые шаги у порога. Разве она не заперла двери? Кто еще?

Ирина с трудом подняла голову с подушки и прижалась к стене. В сумраке комнаты прямо на нее двигалась хищная угловатая тень Кирилла Касьяныча Сямтомова. Он протягивал руки вперед, точно слепой, и с жадным любопытством приближался к кровати. Пахнуло водочным перегаром, и в ту же минуту она услышала его хриплое, тяжкое дыхание.

— Не бойся, не сумлевайся, Ириша, касатка… Я не про то, чтоб выгонять тебя, не про то, слышь… Живи, живи у меня на здоровье… Куда тебе, кроме-то… Я свой, добрый, ласковый. Не бойся, говорю…