Читаем Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное полностью

«В палате лежала недавно оперированная жена видного ответственного работника из центра, капризная, с большими претензиями, требовавшая к себе особого отношения и внимания. Когда она увидала подходящих к ней врачей, то пренебрежительно отвернулась, закрылась одеялом, показывая, что нисколько не желает быть предметом обследования и удовлетворять чью-либо любознательность. Фёдор Иванович, однако, нисколько не смущаясь, знаком велел Сергею и врачам следовать за собою и приблизился вплотную к её кровати. Особым образом: кротко, с улыбкой в глазах – он мягко опустил руку ей на плечо и сказал тихо, но внушительно:

– Пока вы лечитесь у меня, выполняйте все указания.

И, к удивлению Сергея, она точно преобразилась, тотчас же откинула одеяло, чуть приподнялась, взглядом приглашая собравшихся врачей исследовать и выслушать её, уже не видя в этом ничего для себя нежелательного и неподобающего».

Второй эпизод произошёл тоже при обходе больных:

«В другой палате лежал Ваня, деревенский паренёк лет десяти, который всё время беспокойно ёрзал по постели, хотя ему запрещено было двигаться, беспрерывно стонал, кашлял и не давал никому покоя.

Фёдор Иванович подошёл к нему и так же мягко, но повелительно поправил ему подушку и коротко сказал:

– Не шевелись, а то плохо будет!

Паренёк сразу притих, а Фёдор Иванович прибавил:

– И стонать не надо, а то и себе вред причиняешь, и других беспокоишь, – затем показал ему, как нужно лежать – и под его успокаивающим взглядом паренёк совсем затих, доверительно посмотрел на любимого доктора, готовый исполнять все указания».

В «Лезвии бритвы» тема гипноза звучит остро. Читателям памятен эпизод, когда Гирин применяет мысленный приказ по отношению к Симе и раскаивается в этом. Внушение в отношении доктора Дерагази оправдано ситуацией: клин клином вышибают. Случай с врачом-хирургом, который долго копался в ране, причиняя ненужную боль пациенту, заставляет Гирина признаться Симе: «Я редко пускаю в ход внушение, но без него мне было бы не сломать брони наглости и лжи, в которую одеваются такие субьекты».

Параллели налицо.

Из повести Е.М. Величко мы узнаём, что героя крайне интересовала проблема лечения раковых больных, и в народной медицине такие способы были известны. Заболевание лётчика из «Лезвия бритвы» было вылечено с помощью нескольких сеансов внушения, как и следующий случай, о котором сейчас пойдёт речь.

В первой части «Лезвия бритвы» есть сюжет, в котором описывается диагностирование юноши, попавшего в больницу с подозрением на вильсонову болезнь. Осматривая больного, Гирин предположил не наследственность заболевания, а его психическую основу: «Крайняя, каталептическая фаза истерии, а не коматозный эффект тяжкого заболевания».

Гирин добивается, чтобы врачи расспросили родителей юноши о периоде, предшествующем заболеванию, и узнают: «Перед заболеванием мальчик был очень угрюм, молчалив, но ни в чём не признавался родителям, не подтвердил ни одного предположения матери: несчастная любовь, плохая компания и тайная болезнь…» Вывод: заболеванию предшествовал период депрессии.

Описание общения непрошенного доктора с лечащим врачом и заведующей отделением звучат как сцены из повести «В поисках истины», даже стилистика близка. В ней тоже есть сюжет, где врачу приводят подростка с тяжёлым заболеванием, врач отменяет всё лечение, назначенное прежде, и подросток выздоравливает.

Евгения Михайловна рассказала историю из жизни её пасынка Александра, сына Сергея Алексеевича. Он учился в институте и был влюблён в одну девушку, считавшуюся его невестой. Она была из армянской семьи, дочь заместителя министра. Приходила к ним в гости, ездила на дачу, вместе встречали Новый год. Но когда выяснилось, что Александра по распределению направляют в сельскую больницу, она тут же вышла замуж за другого. У юноши была глубокая депрессия, неделю он не разговаривал и не выходил из комнаты. Евгения Михайловна ухаживала за ним. Постепенно душевные силы вернулись к нему. Когда же оказалось, что способного студента оставили «в академической люльке», на кафедре, эта женщина, уже будучи замужем, настойчиво, но тщетно пыталась восстановить отношения.

В повести «В поисках истины» молодая фельдшер Женя говорит главному герою врачу Каплину:

«– А знаете, Сергей Владимирович, я наблюдаю (она так и сказала: «наблюдаю») и вижу, что вы оригинально походите к больному.

– То есть как – оригинально?

– Ну так: цепляетесь за каждую мелочь, точно чего-то ищете, на что больной не жалуется. А потом сразу делаете заключение. Я вот никак не могу догадаться: в чём дело?

– Очень просто, – ответил Сергей. – Я заметил, что больные не всегда умеют толково рассказать о своих страданиях. Если послушать их и поверить на слово, то, бывает, и не всегда поймёшь, чем же они больны. Поэтому надо найти в каждой болезни ведущий симптом, так сказать, основное звено, уцепиться за него и вытащить всю цепь.

Но отыскать этот ведущий симптом иногда бывает очень трудно. Надо угадывать и видеть больше того, что говорят больные. Надо умело и тонко расспрашивать и обследовать больного».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары