Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Слова доктора Каплина могли бы стать манифестом врача-гуманиста, для которого медицина – не сумма технологий, а искусство познания человека. Под ними смело мог бы подписаться и герой Ефремова доктор Иван Гирин.

В молодости Мухин работал в районной больнице Тульской области, ездил по деревням, лечил крестьян. Возможно, случай номы, встретившейся молодому Гирину, был рассказан ему именно Мухиным.

Если посмотреть на биографии Мухина и Гирина, можно найти в них много общего. Мухин с 1939 года заведовал военным госпиталем, диагностировал и лечил сложные случаи.

Женой Мухина, как и женой Гирина, стала женщина значительно моложе его. И по характеру он был таким же, как Гирин: наблюдательным, внимательным к людям, особенно к больным, и в то же время несговорчивым в том, что касается принципов жизни. Так, в 1938 году Мухин защитил диссертацию, но ВАК не утвердила её, так как руководителем темы был Д.Д. Плетнёв, объявленный «врагом народа» и отданный под суд. Выход Мухину предложили такой: найти нового руководителя, заново провести апробацию и ещё раз защитить ту же диссертацию. По сути – предать своего руководителя. Сергей Алексеевич отказался, ему пришлось оставить академическую науку и обратиться к частной практике.

Герой повести «В поисках истины» лишается работы из-за доноса, поступившего на него от завистника. В самом начале «Лезвия бритвы» Гирин, на которого тоже были написаны кляузы, в неприятном разговоре о трудоустройстве говорит, что ещё Лев Толстой упрекал русскую интеллигенцию в «неистребимой склонности писать доносы»… Гирин рассказывает собеседникам об одном древнеегипетском архиве, в котором нашли тысячи доносов и кляуз.

Дом Мухиных была сосредоточием гуманизма и творчества. В зале стояло старинное пианино. Хозяева не играли сами, но музыка в доме звучала постоянно. Играла Анна Даниловна Артоболевская, друг семьи, ровесница Сергея Алексеевича. До войны она жила в Ленинграде, окончила консерваторию, преподавала, выступала с сольными концертами. Эвакуированная из блокадного Ленинграда, она оказалась в больнице. Доктор Мухин поставил её на ноги, и она стала близким другом семьи. В Москве Артоболевская преподавала в Московской консерватории и Музыкальной школе им. Гнесиных, с 1944 года в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории.

В «Лезвии бритвы» герои, как в доме Мухиных, разговаривают о музыке, играют на пианино. Обсуждают музыкальные произведения – и классические, как «Элегия» Рахманинова, и современные, только что созданные, как «Эгле, королева ужей» Бальсиса. На пианино играет и сам доктор Гирин.

Брак Евгении Михайловны и Сергея Алексеевича продлился до 1962 года. Собранная ими коллекция картин была передана безвозмездно художественному музею города Горловка. Дача в Пушкине отдана под детские ясли. Особняк с садом они передали государству с двумя условиями: первое – чтобы там сделали детский сад, второе – чтобы им выдали по квартире. Через два года после этого особняк снесли, в новом доме, который построили на этом месте, на первом этаже открыли детский сад (Малый Власьевский переулок, д. 7).

«Лезвие бритвы»

Пятьдесят лет прошло с тех пор, как опубликован роман «Лезвие бритвы». Сразу после издания в газетах и журналах возникло множество отзывов о нем, письма шли непрекращающимся потоком. Но – увы! – за полвека так и не появилось обстоятельного литературоведческого исследования. «Туманности Андромеды» и рассказам повезло чуть больше – о них успели подробно написать в книге «Через горы времени» Е.П. Брандис и В.И. Дмитревский.

За первым изданием романа читатели буквально гонялись, в библиотеках выстраивались годовые очереди. На чёрном рынке экземпляр стоил 30-40 рублей – огромная сумма, треть зарплаты молодого инженера! Счастливым обладателям книги завидовали. В середине семидесятых желание прочитать и перечитать роман не иссякло; в конце восьмидесятых, в годы массового прорыва информации, когда тиражи Ефремова стали исчисляться миллионами, «Лезвие бритвы» мгновенно покидало полки магазинов.

Книгу стремились прочитать и школьники, и зрелые учёные. Авиаконструктор П. В. Цыбин рассказывал о Королёве: «Дома у Сергея Павловича… я видел и книги И. А. Ефремова. Однажды Сергей Павлович неожиданно вышел ко мне с книгой – это было “Лезвие бритвы” – и спросил меня: “Ты читал эту книгу?” Я говорю: “Нет, не читал”. – “Обязательно прочти! Здесь есть над чем подумать”»[259].

Отзыв неудивительный, если учесть отношение Главного Конструктора к точности и красоте. Если рабочий при сварке делал прочный, но неровный шов, то Королёв требовал исправить его, сделать приятным глазу. Это была не причуда, но выстраданное жизнью понимание: в некрасивом чаще таится скрытый дефект, порой имеющий значение лишь во взаимном усилении с другими, незначительными, казалось бы, небрежностями. В целом же ослабляется вся структура.