Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Европа находилась под властью идеи так называемого онтологического дуализма, когда мир расщеплён на две крайности, никак друг с другом не связанные. Бог и человек не связаны ничем, кроме милости божией. Так трактовалась в средневековом христианстве та идея, те заповеди, которые написаны в Евангелии. Ефремов пишет с «Лезвии бритвы» параллельно об этом, излишне повторять, что само название – «Лезвие бритвы» – фактически повествует о том же самом. О нахождении сложнейшего пути.

Что говорит Гирин? Есть сознательная часть, а есть часть бессознательная. И в своей знаменитой лекции, в главе «Две ступени к прекрасному», Гирин показывает соотношение: сознательная жизнь человека вот (разводит пальцы на сантиметр), наша природная бессознательная составляющая вот (показывает рукой от пола до уровня груди). Как им взаимодействовать?

Бессознательное всё время пытается с нами разговаривать. С нами – в смысле с нашим сознательным «Я». Если мы его не слышим, надо постараться, зная наверняка, что оно нас не оставит, всегда будет предупреждать, советовать, поскольку схватывает целостно ситуацию вокруг. Если мы его не слышим, если мы по сути дела не готовы находиться в состоянии диалога с самим собой, мы оказываемся в ситуации расщеплённости, дуальности. Оказываемся в ситуации, когда нечто в нас самих, занимающее огромный объём, кладовые подсознательной памяти, становится нам враждебно. Но при этом мы от него остаёмся зависимы. Наша зависимость от этого огромного, колоссального объёма никуда не девается. Необходимо налаживать диалог, точку диалога, находящуюся на грани.

Как Ефремов определяет здоровую личность? В том же «Лезвии бритвы» он пишет, что нормальный, здоровый человек – это человек с очень тонкой психической регулировкой, постоянно балансирующей на грани сознания и подсознания, способный смотреть как туда, так и туда (показывает руками). Оказывается, человеческая психика устроена аналогичным образом, как устроено всё мироздание – в мире Ефремова.

Глядя на череду испытаний, которые проходят герои Ефремова во внешнем мире, во многом мы можем переложить эти закономерности на свой внутренний мир. Фактически, это те испытания, которые должны проходить и проходим с той или иной степенью успешности все мы во внутренних ландшафтах своей души, своего духа.

Говоря, может быть, не вполне корректно, просто заостряя на этом вопрос, просто чтобы были ясны точки притяжения, аттракторы, романы Ефремова являются своего рода трансперсональными путеводителями по нашим собственным судьбам. Их можно и так воспринимать. Вернадский тоже сказал своё время фразу, которая была очень нетривиальна: он назвал человека средоточием живого вещества. Как это: человек – вещество? Человек – это существо, но и одновременно вещество, средоточие живого вещества.

Нетривиальный взгляд на проблему зачастую таит в себе большие потенциалы. Читая Ефремова, нам стоит держать в уме интересную связь, взаимоувязанность совершенно разных компонентов его творчества. Разных настолько, что, казалось бы, и не соединимых. Тем не менее, силой своего слова, силой самой своей личности – а, знаете ли, во много слово человека оценивается по качеству его личности, поскольку, как мы уже вспоминали, слова безнадёжно врут, можно наговорить кучу прекрасных слов, а думать при этом о красе ногтей или о чём ещё и похуже… Ефремовские поиски красоты как наиболее яркого выражения его антропологического интереса фактически являются в эстетике поисками того самого нуль-пространства. Между безднами фотографического реализма, ничего не отражающего, сухого, бездушного, и некоторых расплывающихся, абстрактных, искажённых эстетических категорий – как найти эту меру? Она опять-таки непостоянна, она ускользает.

Неизбежно с красотой связано чувство любви. Что такое любовь? Вечный вопрос.

Ефремов отвечал на эти вопросы, отвечал недвусмысленно.

Я последние шесть лет работал в школе со старшими классами, очень часто эти темы, естественно, поднимались. Я могу свидетельствовать, что представления о любви у современного молодого поколения ужасающие. Настолько ужасающие, насколько я не мог себе этого вообразить. Хотя я знал, на что я иду, с чем я буду иметь дело. Но одно дело – знание отчуждённое, абстрактное, а другое дело – знание, в которое ты вкладываешь энергию чувств. Дремучее невежество столь велико, а пути восхождения к любви напоминают, скорее, прыжки в пропасть, что можно вести речь о гигантской гуманитарной катастрофе. Я при этом отнюдь не идеализирую своё поколение, то поколение, которое было старше меня. Из хорошего вдруг, откуда ни возьмись, плохое не появляется. Всему есть основания, причины. Важно понимать, где эти причины, как менять следствия.

Что Ефремов пишет про любовь?