Приморские города и германские князья казались надежнейшей опорой для Ливонии: и те, и другие заявили о своем желании придти на помощь своим братьям, находящимся в крайности. На аугсбургском рейстаге в 1559 г. это расположение привело лишь к тому, что Ливония получила субсидию в 100 000 флоринов. Депутатское собрание в Спире обнаружило еще больше беспокойства. Оно объявило всю Германию под угрозой, а Мекленбург – находящимся в непосредственной опасности. Но результаты и здесь были не велики: субсидия в 400 000 флоринов, наложение запрещения на торговлю с Москвой и проект отправки в Москву чрезвычайного посольства. Сделанное одновременно с этим запрещение ливонцам поддерживать отношения с Польшей и другими соседними державами выдавало истинные заботы собрания. Ни одно из принятых им решений не было осуществлено. 26 ноября 1561 г. Фердинанд, наконец, проявил активность, опубликовав знаменитый манифест, запрещавший навигацию по Нарове. Этим была сделана попытка запретить ввоз в Москву западноевропейских товаров, особенно военных припасов. Однако Англия нашла другой путь и пользовалась им, хотя это и отрицалось лукавой Елизаветой, занявшей в 1558 г. престол после Марии Тюдор. Да и Ганза, вопреки более или менее искренним симпатиям к ливонцам, обнаружила склонность конкурировать с английской торговлей и использовать в своих интересах постигшую Ливонию катастрофу, избавлявшую ее от опасных соперников в лице Риги, Ревеля и Дерпта.
Несчастная Ливония была покинута всеми. В отчаянии она усиленно стучалась в двери иностранцев, доступ к которым усердно закрывали ее естественные защитники. В январе 1559 г. посланник ордена появился на польском сейме в Петрокове. Но сейм был занят внутренними делами страны, и ему пришлось обратиться к королю Сигизмунду-Августу. Представитель истощенной расы, ленивый гуляка, слабый и не заботящейся о завтрашнем дне, он все-таки имел в своих жилах кровь великих политиков Италии. Его мать Бона Сфорца вместе с культурой принесла в Краков дух интриг и жестокие инстинкты своей семьи. В вопросах внешней политики сын ее обнаруживал обыкновенно понимание интересов, поставленных на карту. Он выслушал посланника и через два месяца вступил в переговоры с Кеттлером и предложил свои услуги. Польша будет защищать Ливонию, несмотря на риск войти в конфликт с Москвой, но за это она получит Кокенгаузен, Юкскюль, Динабург и Ригу – ключи от горящего дома. Риск был действительно велик, но сын Боны Сфорца не мог повторить ошибку своего безумного отца Сигизмунда I, упустившего из рук отдавшуюся ему Пруссию и помогшего восстановить в интересах Бранденбургского дома рушившееся государство. Приобретение естественной границы на севере и побережья Балтийского моря стало для Польши вопросом жизни и смерти. Хотя представившийся теперь случай был менее благоприятен, но все-таки довольно заманчив.
Кеттлер некоторое время колебался. Сначала он отправился в Вену, пытаясь добиться лучших условий, затем появился на аугсбургском сейме, но возвратился в Вильну, в то время как король вел переговоры со своими упрямыми сенаторами. Логика фактов убедила всех. С 31 августа по 15 сентября 1559 г. было подписано два трактата. Польша обещала помощь против Ивана и сохранение в неприкосновенности религии и прав жителей. За это она получала около шестой части ливонской территории – полосу от Друи до Ашерадена. Что касается возможных территориальных захватов у Москвы, то Польша обещала вернуть их Ливонии по уплате последней вознаграждения в размере 700 000 флоринов. Сигизмунд не без оснований рассчитывал, что эта сумма никогда не будет уплачена. Что касается авторитета императора, то король утверждал, что он его уважает. Но с царем было недавно заключено перемирие? Сигизмунд вмешивался в дело, как законный государь спорных областей, и не нарушал принятых на себя обязательств.