Низкого роста, крепко сложенный, коренастый, острый умом дьяк Залешенин Никифорович Волохов был выбран самим царем для встречи иезуита Поссевина. Кроме того, Волохов был много раз в Польше и кое-что знал о сущности католической веры. Борис Федорович тоже не раз хвалил Залешенина государю, а в последнее время в Посольском приказе Залешенин вел переписку с польско-литовскими властями, хорошо зная польский язык. О "неграмотности" ему государь приказал говорить, чтобы он "больше слушал, чем говорил".
Царь Иван напомнил Залешенину, что в разговорах с иностранными послами есть "речи тайные и речи явные".
- Мне хорошо ведомо, что думает папа о нас. Вот эта бумага писана в Риме кардиналом Комо... Отправил тот Комо бумагу к своему попу в Польше Андрюхе Калигару. Читай! - царь отдал грамоту находившемуся тут же царевичу Ивану Ивановичу.
Залешенин слушал с большим вниманием то, что читал вслух царевич.
В письме кардинала Комо нунцию Калигари было сказано о посольстве Шевригина в Рим:
"...Вероятно, в Польше уже есть слухи о прибытии сюда московского посла. Он - не важная персона, а только камергер князя".
Далее говорилось: "из привезенного русским послом письма и из слов самого его видно, что великий князь желает союза со святым престолом и другими христианскими князьями и намерен открыть торговые сношения с нашими народами. Жалуется он на войну, которую ведет с ним польский король; просит посредничества папы в заключении мира. Царь стремится к соединению своих войск с христианскими против турок. Дело очень важное, но все понимают, что посольство вызвано не добрыми намерениями царя, но добрыми ударами короля в последние два года. Мало надежды, что из этого выйдет что-нибудь путное, т е м б о л е е, ч т о о в е р е х о т ь б ы е д и н о е с л о в о! Это очень удивило его святейшество, который надеялся, что царь, если и неискренно, то, по крайней мере, для виду окажет некоторое расположение к святому престолу, чтобы побудить его согласиться на свои желания. Тем не менее, обсудив дело и выслушав мнение опытнейших и благочестивейших людей, папа решился не пренебрегать и этим случаем, чтобы поискать заблудшую овцу..."
Иван Васильевич громко расхохотался, слушая это письмо кардинала Комо. Его хохот был не веселый. Вдруг он вскочил с кресла и, дико расширив глаза, воскликнул:
- Я - заблудшая овца! Зрите меня, окаянного!.. О, как провинился я перед Римскою церковью! Несчастный я! Еретик!
Царевич прервал чтение, почтительно склонив голову.
- Чего ж ты?! - строго крикнул на него царь. - Читай дальше! Славную писульку прислали наши друзья мне из Литвы! Читай!
- Его святейшество, - говорилось дальше, - решил отправить к царю достойного человека, вероятно иезуита, патера Антонио Поссевино".
- Слыхал?! - указывая Залешенину на бумагу, крикнул царь. - Читай!
"Поссевино должен трактовать о вере и попытаться обратить в католичество князя и его народ".
- Вот-вот... чего они от нас хотят... Понял?! Ты?! - прошипел царь, изогнувшись на месте. Лицо его перекосилось от негодования.
Царевич Иван читал: "...все это надо делать под прикрытием посредничества в перемирии, о котором просит царь. Послу Антонио его святейшество поручил оказать содействие к примирению Москвы с Польшей, если царь оставит свои схизматические заблуждения..."
С трудом переводя дыхание от волнения, Иван Васильевич сделал жест рукой, чтобы царевич остановился.
- Змий лукавый - папа Гришка! Душегуб! - прошептал царь. - Учинил смуту у франков... крови озера пролил в Париже... Того же хочет и у нас! Не быть по его! Он хитер - мы хитрее.
Тяжело вздохнув, как бы отгоняя от себя какие-то навязчивые мысли, царь Иван вытянул вперед голову и погрозился на Залешенина.
- Смотри! Что слышал здесь - держи при себе. Отныне знай, что папа хлопочет не о нас, а о себе и о своем богомольце - короле Стефане... Ну-ка, царевич, читай!
Иван Иванович медленно, с ударениями на отдельных словах, прочитал:
"Мир с Москвой сулит выгоды королю, удовлетворит его и даст ему возможность распространить свои владения. Просите его величество дать пропуск послам, чтобы ускорить это дело. Если бог поможет благополучно устроить это дело, оно обратится к расширению пределов Польши и к вечной славе короля. Можно ли сомневаться, что когда дойдет до заключения мира, его святейшество охотнее будет держать сторону католического короля и ревностного защитника веры, чем поддерживать интересы московского князя?"
- Слушай и понимай! Дьяк ты у нас смышленный. Вера им служит к расширению королевств. А посему знай, что везешь ты к нам хитрого, лукавого змееныша, папина иезуита; а работает он на папу и на короля Степку, но не на московского государя. Однако виду не кажи; будь ласков с римским гостем, пускай думает, будто мы ничего не знаем, не понимаем, а папу величай "святым отцом". Потом исповедуешься в грехе своем. Покаешься у митрополита.
Повернувшись к царевичу, царь кивнул ему головой: