Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Перевес был на стороне малочисленного отряда псковитян, но вдруг на помощь венграм из леса выбежало множество немецких ландскнехтов.

Начался бой не на живот, а на смерть.

У Шуйского и ближних его воевод на глазах был внезапно сбит с коня и сам Игнатий Хвостов. Без начальника отряд псковитян быстро повернул назад и умчался обратно в крепость.

Королевские всадники бросились следом за ними в пролом Покровской башни, но тут им Шуйский приготовил огневую засаду, от которой погибло много венгров, немцев и поляков. Враги бежали из Покровской башни.

Битва кончилась поздно ночью. Псковитян было убито восемьсот шестьдесят человек и ранено одна тысяча шестьсот. Неприятели потеряли около пяти тысяч человек, в том числе прославленного венгерского воеводу Гавриила Бекеша.

У псковитян пал казацкий атаман князь Черкасский, смерть которого горько оплакивали псковские сидельцы.

Шуйский велел привести к нему на крепостную стену пленного пана, предсказывавшего накануне победу короля. Когда тот появился, он указал ему на устланное трупами королевских людей поле около крепости, сказав:

- Вот где ужинают люди твоего короля. - Любуйся!

В глазах пана застыло выражение ужаса.

Когда его увели, Шуйский с усмешкой произнес:

- Теперь я вижу... Обет, данный царю, мы сдержим. Жаль только Черкасского и Хвостова. Славные были воины!

Шуйский тяжело вздохнул, снова заговорив о Хвостове:

- Не простой он крови. Сановит, красив и умом силен. Жаль, жаль!

Шуйский перекрестился.

Взятый в плен поляк сказал, что ему теперь нечего скрывать. Пскову опасность теперь уже не грозит: в королевском войске нет пороха, стрелять нечем. Король послал караван в Ригу, чтобы привезти порох оттуда. В стане короля идут несогласия. Замойский говорит одно, король другое, бушуют паны на королевском совете.

- Так-то так, - сказал Шуйский, - а все же нам следует держать ухо востро. Пошлем во все концы разведчиков, расставим стражу всюду, да и пушкари чтоб не дремали. У нас пороха хватит. Государь батюшка позаботился о нас!

К государю были посланы гонцы с донесением об отбитии двух больших штурмов и о тяжелых затруднениях в польско-литовском войске.

VIII

Царевич Иван и Борис Годунов совершали верхом загородную прогулку вдоль Москвы-реки.

С утра на дороге, деревьях и на крышах домов еще виднелись следы бывшего ночью ливня, но постепенно под теплом ярких солнечных лучей влажность улетучивалась, и только луга долго еще сверкали сыростью. Над Москвой-рекой дымился разорванный в клочья туман.

Под копытами арабских скакунов хрустел мокрый песок.

Кругом тишина.

Кремль далеко позади.

Царевич и Годунов, обряженные в теплые стеганые кафтаны, захватили с собой луки и колчаны со стрелами, на всякий случай.

Царевич, слывший лучшим наездником в Москве, сидел на коне прямо, не шелохнувшись. Те из посадских, которые попадались ему навстречу, сняв шапку, остолбенело любовались красотою царственного всадника. Лицо Ивана Ивановича было румяное, здоровое, взгляд быстрый, живой, острый.

Московские люди питали добрые чувства к храброму и умному наследнику престола. В народе ходил слух, что царевич многих людей защитил от царского гнева. Молва шла и об его твердом, прямом нраве, о том, что царевич не боится говорить в глаза правду даже самому царю. Это особенно ценили посадские люди.

Борис Годунов держался с царевичем почтительно. Во время беседы он перегибался с коня в его сторону, внимательно вслушиваясь в его слова, однако Годунов не имел обычая льстить или поддакивать даже царю. Он говорил мало, но самолюбиво отстаивал свои слова. Не прочь был поспорить, и не только с царевичем, но и с самим царем. И это очень шло к его мужественной внешности, умным черным глазам. На него не обижались.

Вот и теперь, беседуя с царевичем о завистливых царедворцах, Годунов смело, с убежденностью говорит:

- Хитрая зависть всегда выискивает случай затмить чужие достоинства. Наипаче это ощутительно при царских дворах. В каком великом человеке завистливые люди не нашли бы порока? В какой победе не отыскали бы они чего-нибудь обидного для победителя? Какие героические дела нельзя унизить и опошлить?! Есть люди, которые все истолковывают не в честь героя, а в опорочение его! Иисус Христос, и он не мог оградить себя всею славою чудес от стрел зависти. Нет ничтожнее и вреднее людей завистливых!

Иван Иванович слушал Бориса Годунова с большим вниманием, а когда тот кончил свою речь, он сказал:

- А у царей, у которых все есть, может ли и у них быть зависть? Чему им завидовать и кому?

Такого вопроса Годунов никак не ожидал. Он задумался.

- Да, царям нечему завидовать... - нерешительно, в раздумьи ответил Годунов.

Иван Иванович улыбнулся.

- Давид-царь был самым могущественным государем в мире, но он позавидовал своему холопу и отнял у него жену. Ну, а царь-старик не может ли позавидовать молодому?

- Да. Может, - согласился Годунов. - Старцы завидуют молодости.