Однако пока продолжались бои под Псковом и переговоры, разыгралась другая драма. Для достижения целей заговора решающее значение имело не только убийство царя. Важен был вопрос, кто заменит его на престоле. В прошлые времена крамольники ориентировались на двоюродного брата государя, Владимира Старицкого. Теперь столь удобной кандидатуры не было. Но изменники сделали ставку на царевича Федора. Сам он об этом даже не подозревал. Он был слабым, болезненным, а по своему душевному складу не годился на роль самостоятельного правителя. Его можно было захватить под влияние.
Но для реализации данного плана обязан был погибнуть старший царевич, Иван. Причем его требовалось убить раньше, чем отца. Во-первых, Грозный еще нужен был живым – ведь Рим надеялся через него привести Россию к унии. А во-вторых, если бы первым умер царь, престол доставался Ивану Ивановичу. Он сменил бы окружение, выдвинул собственных друзей. Нет, последовательность должна была стать только такой – сперва старший сын, и после его смерти Федор уже станет законным наследником.
Версию, будто Иван Грозный убил сына, распространили либеральные историки XIX в., некритично (и преднамеренно) использовавшие зарубежные клеветнические источники. О сыноубийстве не сообщает ни одна из русских летописей (в том числе неофициальных, далеко не дружественных к Ивану Грозному). Французский капитан Маржерет, долгое время служивший при русском дворе, писал, что смерть царевича от побоев – ложный слух, «умер он не от этого… в путешествии на богомолье». А в XX в. были вскрыты гробницы и исследовались останки. Волосы царевича очень хорошо сохранились, но ни химический, ни спектральный анализ следов крови на них не обнаружил. Хотя, когда обмывали покойного, полностью удалить их было нельзя, какие-то частицы должны были остаться.
Зато выявлено, что содержание мышьяка в останках втрое выше максимально допустимого уровня, а ртути – в 30 раз. Царевич был отравлен. Между прочим, накануне трагедии он и его отец вообще находились в разных городах. Царь всю осень провел в Старице, где расположил свою военную ставку, а его сын был в Москве, где оставались правительственные учреждения. Далековато, посохом не дотянешься. Очевидно, царевич занимался формированием пополнений и другими вопросами. В Москве он и заболел. Потом, согласно сообщению Маржерета, почувствовал себя лучше, поехал на богомолье, но по дороге, в Александровской слободе, слег окончательно. И лишь тогда, в ноябре, царь примчался из Старицы в Слободу. А «лечили» царевича доктор Эйлоф и Богдан Бельский. Документы, подтверждающие это, уцелели и дошли до нас.
Но мы знаем и другое: кто был первым автором версии о сыноубийстве. Не кто иной как Поссевино. Тут уж поневоле напрашивается сравнение – кто первым кричит «держи вора»? Заодно иезуит таким способом отомстил Ивану Грозному, ловко обставившему Ватикан. Потому что миссия Поссевино провалилась. Когда он после подписания перемирия приехал в Москву, предложил поговорить о главном, о соединении церквей, царь удивленно развел руками – ни о чем подобном он папе не писал. И впрямь не писал, он лишь констатировал факт Флорентийского собора и обратился о «дружбе» и посредничестве. Рим сам купился, увлекшись собственными иллюзиями.
Поссевино все-таки настоял организовать диспут о вере. Ему требовалось отчитаться, что он хотя бы предпринял попытку. Диспут состоялся 21 февраля 1582 г. В нем участвовал и Эйлоф, единственный иностранец с российской стороны. Возможно, его привлекли как переводчика и консультанта по западному богословию. Накануне, как сообщает Поссевино, врач увиделся с иезуитами и «тайно сообщил нам, чтобы мы не подумали о нем дурно, если из-за страха во время диспута скажет что-нибудь против католической религии». Как видим, секретные контакты продолжались, и Эйлоф счел нужным извиниться, что вынужден будет изображать их противника.
Ясное дело, диспут окончился ничем. А Поссевино, покинув Россию, в августе 1582 г. выступил перед правительством Венецианской республики и заявил, что «московскому государю жить не долго». Иезуит не был частным лицом. Он являлся дипломатом, в том числе представлял интересы Венеции (договаривался в Москве о венецианской торговле). Его выступление было официальным отчетом. Откуда он мог