Иван III

(Великий князь предвидел, что прибалтийские государства ответят на русскую экспансию не только войной, но и торговым бойкотом. А между тем именно с запада Россия получала столь необходимые ей железо и цветные металлы. В этих условиях Иван решил начать поиски собственных природных ресурсов. 26 марта 1491 года, на следующий день после праздника Благовещения, «князь великий послал на Печеру Ивана да Виктора руды искати серебряные, а с ними послал Ондрюка Петрова да Василья Иванова сына Болтина» (32, 286). Экспедиция увенчалась успехом. 20 октября того же года посланцы вернулись с вестью о том, что «немцы» Иван и Виктор «руду нашли серебряную и медяную в великого князя вотчине на реце на Цылме, не доходя Космы реки за полднища, а от Печеры реки за семь днищ. А места того, где нашли, на десяти верстах, а от Москвы до того места, где руду нашли, полчетверты тысячи верст. А нашли руду лета 6999, августа в 8» (32, 287). Устройство рудника за три с половиной тысячи верст от Москвы, в глухих лесах нижней Печоры, было, конечно, крайне сложной задачей. Однако государь уже умел перемещать сотни и тысячи людей туда, куда ему было нужно. Ранней весной 1492 года начался новый этап печорской эпопеи. «Марта в 2 отпустил князь великий Иван Васильевич всеа Русии Мануила Илариева сына Грека да с ним своих детей боярских, Василья Иванова сына Болтина да Ивана Брюха Кузьмина сына Коробьина, да Ондрюшку Петрова, с мастеры с фрязы серебра делати и меди на реце на Цылме, а делавцов (работников. — Н. Б.) с ними, кому руду копати, с Устюга 60 человек, с Двины сто человек, с Пенеги 80 человек, а пермич и вымич, и вечегжан, и усолич сто человек, тем корм провадити в судех до места, а не делати» (32, 288). Дальнейшая судьба печорского рудника неизвестна. Однако вся эта история наглядно свидетельствует об уровне задач, которые ставил перед страной «государь всея Руси».)

Единственный способ борьбы с ганзейским бойкотом в условиях отсутствия у Руси своего морского флота князь Иван видел в прямой войне с лигой и покровительствовавшими ей государствами. Главным из них была Швеция, находившаяся в союзнических отношениях с Ливонией.

Ганза не имела собственных войск и в военном отношении не представляла опасности. Иное дело Швеция. Война с ней была рискованным предприятием, решиться на которое московский князь сумел лишь после того, как заручился поддержкой сильного балтийского государства — Дании, а также в известной степени и Тевтонского ордена, искавшего случая свести счеты с Литвой и Польшей.

Дипломатические отношения между Русью и Данией были установлены в 1493 году. Тогда же между странами был заключен договор о дружбе и взаимопомощи. Столь необычный альянс, разумеется, породил множество самых фантастических слухов и предположений. Ливонцы полагали, что альянс направлен в первую очередь против них. В Стокгольме толковали о том, что московский великий князь собирается выдать дочь за наследника датского престола и при помощи датчан отнять у шведов Финляндию. Впрочем, реальностью было лишь то, что датчане начали продавать Ивану III столь необходимое ему высококачественное огнестрельное оружие (161, 142).

Русско-датский союз, как и все союзы Московии с государствами Центральной и Северной Европы, носил довольно призрачный характер. Слишком велика была разница «союзников» во всем, начиная от менталитета и кончая геополитическими замыслами. Впрочем, у двух стран были и некоторые общие интересы. Правивший тогда в Дании король Ганс (1481–1513) имел враждебные отношения с правителем Швеции Стеном Стуре. К тому же датчане издавна сильно конфликтовали с Ганзой. «Политика датских королей по отношению к Ганзе заключалась в том, чтобы, избегая с ней открытого разрыва, в то же время содействовать ее ослаблению при помощи других государств» (55, 381). Всего этого казалось Ивану III достаточно для перспективного русско-датского союза. Опыт сотрудничества со Священной Римской империей в борьбе против Польши и Литвы учил его и на европейской политической сцене искать друзей среди врагов своих врагов.

Воодушевленный союзом с Данией, заключенным в 1493 году, князь Иван в марте 1494 года приступил к решительному наступлению на Ганзу. Он приказал отменить все привилегии, которыми пользовались в Новгороде ганзейские купцы. «Ганзейцы лишались права „колупать“ (пробовать) приобретаемый воск и требовать наддачу к мехам, которые они покупали у новгородцев» (81, 105). Обиженные негоцианты отправили к Ивану III двух своих представителей (обоих из Ливонии), которые и явились в Москву в сентябре 1494 года. Переговоры шли по обычной для тупиковых ситуаций схеме: ганзейские послы жаловались на притеснения новгородских наместников, а в ответ слышали от бояр упреки в нарушении прав русских купцов и дипломатов в Ливонии. Убедившись в бесполезности дискуссии, послы уехали обратно в Новгород. Однако уже на подъезде к городу оба были арестованы.