Янков вскочил на коня и во весь опор поскакал к околийскому управлению…
В околийском управлении заседал революционный комитет. Связные с суровыми литми бегали по лестнице, над головами запертых в городской управе блокарей, и воинственно бряцали оружием. Наверху пытались связаться по телефону с селами, наспех сколачивали разные секции. Надо было распределять прибывших в город бойцов по ротам и взводам, раздать им винтовки и патроны, захваченные в околийском управлении и в полицейском участке и конфискованные в домах арестованных. В скверике перед входом и в вестибюле городской управы, где раздавали оружие, сын Хатипова исступленно вопил, выкрикивал революционные фразы и бесцельно сновал туда-сюда. Колено его то и дело ударялось о приклад длинного манлихера, висевшего у него за плечом на простой веревке. Увидев Янкова, который соскочил с коня возле входа в садик, он кинулся его обнимать.
Помахивая рукой в ответ на приветствия, Янков поднялся по лестнице и вошел в кабинет. За столом Кондарев что-то диктовал одетому в солдатскую форму Грынчарову. Внезапное появление Янкова в военном мундире вызвало у Кондарева улыбку, но он не проронил ни слова и продолжал диктовать. Сандев нервно переминался с ноги на ногу. Он настаивал на необходимости послать в села связных верхом или на велосипедах. Не хватало людей, упускали дорогое время. Если связные отправятся пешком, придется ждать до завтра.
— По несообразительности и глупости перерезали провода. Надо было строжайшим образом запретить делать это, — горячился он.
— Мы тоже виноваты — не сумели толком определить явки. Не стоит сейчас поднимать шум. Уладится как — нибудь, — утешал его Шоп.
— Бай Петр, садись за телефон. Тебя они знают лучше, — сказал Кондарев, словно между ними ничего не произошло. Он отодвинул свой стул в сторону и придвинул к Янкову телефонный аппарат.
Янков взглянул на него страдальческими своими глазами, взял стул и сел. Когда он ехал сюда, в голове возникали самые разные предположения: гарнизон не сдастся; стрельба прекратилась, потому что наши потерпели поражение; если соседние города не восстали, нас раздавят. Неизвестность душила его, он сгорал от нетерпения скорее узнать, что происходит в стране.
Через десять минут положение в околии более или менее прояснилось — с селами Симаново, Горни-Извор, Выглевцы и Босево никакой связи не было. Туда и курьеров нельзя было послатЈ потому что все дороги к этим селам шли по голому полю и обстреливались пулеметами с вокзала и с полустанка Звыничево, где укрепились жандармы, посланные полковником Викиловым на рассвете, чтобы установить связь между казармами и вокзалом. Почти так же обстояло дело и с другими селами, расположенными к востоку от города. В некоторых вообще не было телефона, в других провода были перерезаны самими повстанцами. Только из Равни-Рыта отозвался Менка. Обещал поднять шахтеров на рудниках и с ними прибыть пополудни в К. Кроме яковского отряда, который участвовал в нападении на полицейский участок и вокзал, из ближайшего села прибыли только три повозки с людьми, которые Янков и встретил на главной улице.
В кабинет вошел посланец Ванчовского. Он вытащил из фуражки записку и подал ее Янкову.
— Дайте нам второй пулемет, товарищи! Будь у нас еще один пулемет, мы бы уже заняли казармы. Они снуют со своими… сволочи. Пулеметов у них до черта, — сказал он, и в глазах его вспыхнула надежда.
— Мы его отдали товарищам на южном участке. А больше нет. Объясни Ванчовскому, что нет у нас пулемета. Пока и людей не можем вам послать, — сказал Кондарев, тоже прочитав наскоро нацарапанную карандашом записку. — Берегите патроны!
Янков спросил, есть ли потери.
— Да, есть двое раненых. Это еще ничего, а вот одного нашего паренька убили, Ицка. Жаль его. Нас дома защищают, но спереди пустырь, туда и носа не высунуть, — ответил повстанец и попросил стакан воды. Шоп принес ему целую бутылку.
Янков размышлял: «В гарнизоне пулеметная рота, три эскадрона и батальон пехоты, и все это против наших двух пулеметов и сотни человек. Странно, как это военные до сих пор не вошли в город. Во второй половине дня, когда прибудут люди из сел, у нас будет численное преимущество». Он положил телефонную трубку и смотрел, как жадно, большими глотками пил воду парень и как двигался у него при этом кадык. На небритых щеках повстанца блестели капли пота, в светлых глазах его читались воодушевление и преданность революционному делу.
Кондарев написал на обратной стороне записки несколько слов и протянул ее связному. Тот утер рукой рот и вышел. Грынчаров, озабоченный тем, как бы поскорее установить связь с селами, вышел следом за ним.
Во дворе, за околийским управлением, где лежала убитая гранатой лошадь, выкатывали из-под навеса фаэтон околийского начальника. В городе слышалась барабанная дробь. Наскоро сформированные отряды из сельских повстанцев шли занимать позиции. Солнце светило вовсю, ясный сентябрьский день с притихшими улицами и закрытыми лавками создавал впечатление какого-то необычного праздника.