Так заманчиво выглядело безмолвное строение, словно спящее испокон веков. Внизу шумела вода. Время от времени ухала сова. Сквозь стволы деревьев виднелась голая поляна перед кошарой. Кондарев спрашивал себя, не мираж ли это. От усталости, бессонницы и голода ему казалось, что горы куда-то бегут.
— У Московца всегда есть хлеб. Сам печет. Возможно, и табак найдется, одна-две пачки, — продолжал мечтательно Грынчаров.
За горой, на шахте, завыла сирена, от ее буйволиного рева они вздрогнули. Миновала полночь.
— Если б не голод да холод, мы бы уснули, — сказал Грынчаров.
— Меня пугает эта тишина. Давай отложим до завтрашнего вечера. Еще слишком рано…
— Мой желудок не выдержит. Мне просто дурно делается… Давай хоть подойдем поближе, не бойся.
Они пошли рядом, потом Кондарев предложил идти на некотором расстоянии друг от друга.
Тропа стала шире, показалась седловина с молодыми буками. Кошары уже не было видно, и оба продолжали путь, ожидая, что она вот-вот покажется снова. Так незаметно они подошли к обрыву перед нею, в сотне шагов от ложбины, за которой была поляна. На дне обрыва шумела вода и заглушала все звуки.
— Вернемся. Мне тревожно, — прошептал Кондарев.
— Наоборот. Как я и предполагал, здесь никого нет. Ну же, смелей! Я пойду впереди. — Грынчаров зашагал, держа ружье наготове. Кондарев подождал, пока он отдалится. Лес вокруг был изрыт свиньями. Уродливое строение, из крыши которого торчали стропила и солома, напоминало руины. Половина крыши отсутствовала, словно ее бурей снесло. Вторая половина отбрасывала тень на стену. Задняя дверь, ведущая в отгороженное для свиней место, была открыта. Свиней здесь не было. Кондарев почувствовал запах свинарника, холодной сырости и бурьяна. Он сделал еще шагов пятьдесят вниз. Лес поредел. Впереди белело срубленное дерево.
Он испытывал все нарастающий страх и сам не знал, чего, собственно, боится. Остановился и вдруг почувствовал, что где-то совсем близко за ним следят люди. Он хотел позвать Грынчарова, но тот ушел довольно далеко вперед и не услышал бы. Кондарев оглянулся. В ту же секунду громкий голос закричал: «Стой!» Перед ним блеснул штык винтовки, какая-то фигура преградила ему дорогу. Он поднял карабин, нажал на спуск и сообразил, что не снял его с предохранителя. Кто-то навалился со спины и обхватил его руками. Стараясь освободиться, он все же увидел в свете выстрелов, как Грынчаров перебрался через овраг. Сильный удар в лицо свалил Кондарева, и он повис на руках у того, кто его держал…
Он очнулся, лежа на спине. Свет электрического фонаря ослепил его, и он не мог разглядеть солдат, стоявших вокруг. Сердитый голос бранил кого-то:
— Упустили из-под самого носа, мерзавцы вы этакие! Куда глядели? Почему позволили так далеко уйти?
— Мы ждали, когда вы дадите команду, господин фельдфебель. Чудно, как мы в него не попали?! — оправдывался молодой голос.
— Этот пришел в себя. А ну-ка, приподнимите его! Васил, обыщи! — приказал фельдфебель, и Кондарев понял, что Грынчаров спасся.
Солдат принялся ощупывать его, отстегнул маузер и отобрал две гранаты, которые тот носил поверх тужурки.
— Смотри, нет ли еще чего. У него тут целый арсенал. Подними и веди в кошару. Проверьте еще раз, может, и того подбили? По листве видно будет…
Солдаты подхватили Кондарева под мышки и поволокли к кошаре. Втащили в закопченное, пропахшее дымом грязное помещение. На полу возле прогоревшей железной печки лежала кучка свеженарубленных дров. Комната наполнилась солдатами. Зажгли свет. Высокий, сухой, как жердь, фельдфебель со строгим рябым лицом приказал связать его и начал допрос…
Как только Александр Христакиев узнал, что Кондарев доставлен в казармы, он тут же позвонил по телефону одному из военных следователей.
— Вам нет никакого смысла заканчивать следствие, господин прокурор, — сказал следователь, когда Христакиев сообщил о том, что в прокурорском ведомстве заведено дело против Кондарева по поводу убийства им равнирытского кмета и что он хотел бы встретиться с обвиняемым. — Но если вы так настаиваете, приезжайте сегодня вечером ко мне. Я распоряжусь, чтоб его доставили.
— В каком он состоянии? — спросил Христакиев.
— Его стукнули прикладом в глаз, но ничего страшного.
Христакиев объяснил, что предпочитает встретиться с Кондаревым в другой, более спокойной обстановке и что на это у него есть особые соображения.
— В таком случае обратитесь к ротмистру Балчеву. Я не могу выпустить главного организатора мятежа за пределы казарменного плаца, — заявил следователь.
Христакиев стал разыскивать Балчева. В казармах ему ответили, что ротмистр в городе и вернется только к вечеру, поскольку находится в домашнем отпуске. Христакиев позвонил в военный клуб и лишь к пяти часам дня сумел с ним связаться. Он попросил его зайти в суд.