Читаем Иван Крылов полностью

Пётр Вяземский в «Старой записной книжке» дал колоритную зарисовку Крылова и Гнедича, соединённых «общим сожительством в доме Императорской Библиотеки». Они были «приятели и друзья», но «во всём быту, как и свойстве дарования их», бросалась в глаза разница. «Крылов был неряха, хомяк. Он мало заботился о внешности своей… Гнедич, испаханный, изрытый оспою, не слепой, как поэт, которого избрал он подлинником себе, а кривой, был усердным данником моды: он всегда одевался по последней картинке. Волоса были завиты, шея повязана платком, которого стало бы на три шеи». Когда Крылов читал свои басни, они «без малейшего напряжения… выливались из уст его, как должны были выливаться из пера его, спроста, сами собою». Гнедич был «несколько чопорен, величав; речь его звучала несколько декламаторски. Он как-то говорил гекзаметрами. Впрочем, это не мешало ему быть иногда забавным рассказчиком и метким на острое слово».

Однако вернёмся к заявленной записи в записной книжке Гнедича, которая некоторым образом касается темы социального устройства и его изменения в понимании Крыловым. Она и впрямь любопытная:

«Есть люди (и таков мой почтенный сосед), которые, не имея понятия о лучшем состоянии общества или правительства, с гордостью утверждают, что иначе и быть не может. Они согласны в том, убеждаясь очевидностями, что существующий порядок соединён с большим злом, но утешают себя мыслию, что другой порядок невозможен…»

Можно предположить, разговоры о «существующем порядке» заходили между соседями не единожды. Крылов, со слов Гнедича, соглашался, что политический режим (то есть методы, приёмы и формы осуществления политических отношений в обществе) России «соединён с большим злом». Иначе говоря, он относился к нему весьма критически, не принимая социальных и нравственных язв. При этом Гнедич утверждал, будто у Крылова нет «понятия о лучшем состоянии общества или правительства». С этим согласиться трудно, потому что у Крылова, несомненно, был желаемый идеал, на котором Крылов основывал свой смех. Слова «не имея понятия о лучшем состоянии общества и правительства», скорее всего, следует понимать как неизвестность, каково это «лучшее состояние общества и правительства», то есть движение вперёд требует понимания, чего именно хочешь достичь и возможных подстерегающих опасностей. Благие пожелания могут обернуться ещё худшей бедой.

Если это крыловское умозаключение принять за мораль басни, имеющую опять же философское толкование, то мысль, несомненно, окажется чрезвычайно актуальной не только для начала XIX столетия.

В слова «другой порядок невозможен» Крылов, по-видимому, вкладывал смысл, что сложившееся социальное устройство – результат исторического развития и насильственное изменение социально-общественных условий – иллюзия, чреватая ещё большим злом.

Напрашивается вывод: к этому времени Крылов уже придерживался эволюционных взглядов на историю.

Склонность его к «средней» точке зрения, спрятанной между двумя «крайностями» – «ленью» и «безумством», проявилась в басне «Водолазы» (1813). Её мораль Крылов формулирует в заключительных строках:

Хотя в ученьи зрим мы многих благ причину,Но дерзкий ум находит в нём пучинуИ свой погибельный конец,Лишь с разницею тоюЧто часто в гибель он других влечёт с собою.

Так как басня не из числа наиболее распространённых среди нынешних читателей, напомню её содержание. Для этого придётся углубиться в историю. Конечно, европейскую. Ту, которая, немало есть уверенных, что так оно и есть, другим наука.

Политический спор, не зря говорят, что в спорах рождается истина, Крылов начинает издалека, без указания времени события:

Какой-то древний царь впал в страшное сомненье:Не более ль вреда, чем пользы, от наук?

Этот вопрос намекал на известный трактат французского просветителя Руссо, который отрицательно оценил влияние искусств и наук на нравы. Царь в басне в раздумье, как ему поступить:

…учёным вон из царства убираться,Или по-прежнему в том царстве оставаться?

Вершитель судеб решил собрать совет. Что ж слышит государь? Одни говорят ему, что «неученье тьма», а наука «к счастию ведёт людей». Другие утверждают:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза