Читаем Иван Крылов полностью

Что люди от наук лишь только хуже стали:Что всё ученье бред,Что от него лишь нравам вред,И что, за просвещеньем вслед,Сильнейшие на свете царства пали.

То есть всё как у просветителей: «другие» вторят Руссо, сторонники науки разделяют взгляды Вольтера. В итоге советники не могут представить царю согласованное мнение.

Тогда царь отдал решение судьбы самим учёным. Но они, увы, оказались бессильны. А далее, как в сказке или как в басне: царь встречает в чистом поле Пустынника и обращается за помощь к нему. Тот в ответ поведал ему «притчу простую» о рыбаке, у которого было три сына. После смерти отца сыновья задумали отойти от дела отца и кормиться ловлей жемчуга. Но один был ленив: он ждал, когда жемчуг выбросит к нему волной. Его уделом стала бедность. Другой «трудов ни мало не жалея, и выбирать умея себе по силам глубину, богатых жемчугов нырял искать по дну: и жил, всечасно богатея». Третий решил нырнуть в самую пучину, в глубину, которая и стала его могилой.

Вывод, который баснописец предлагает читателям: могущество людей в мире отнюдь не безгранично. Человек должен соразмерять свои силы, если желает без ущерба для себя пользоваться дарами природы. То же самое касается и социального порядка. Мораль: покорная доверчивость течению жизни обернётся духовной смертью, но и ломка по своей воле установившихся отношений равносильна неминуемой гибели.

Вопрос: как быть, что делать со злом, Крылов адресует читателям. А что предлагает он? Сидеть сложа руки, спокойно созерцая, как несправедливый строй творит беззакония, или противодействовать им? Басня не отвергает всякое преобразование только потому, что оно преобразование. Да, Крылов не приемлет насильственных мер устранения социальных условий, но он не отрицает пользы движения. Его ответ: во имя развития надобен… смех над ленью, косностью и догматизмом.

Как-то Пушкин в ответ на вопрос Жуковского, какая цель у его «Цыган», удивлённо заметил: «Вот на! Цель поэзии – поэзия». Тем не менее у басни всегда есть цель. Она непременно, как и эпиграмма, в кого-то или на что-то нацелена. Басня Крылова всегда нацелена на застой, общественное и нравственное равнодушие. Баснописец преследует смехом зло, когда оно сопряжено с властью, и надеется на постепенное его изживание, обнажая порок.

Теперь, когда мы обстоятельно рассмотрели, какая именно тенденция в баснях Крылова не нравилась Вяземскому, для которого Вольтер – священный символ Просвещения, обратимся к предисловию Петра Андреевича к книжке Дмитриева и к посланию в день именин к тому же Дмитриеву, где он, напомню, перечислив популярных баснописцев Иванов – Лафонтена, Хемницера и Дмитриева, не упомянул Крылова. Иван Андреевич обратил на это внимание и… обиделся. Не знаю, прав ли я, но, думаю, ревниво обиделся, что имя «коллеги» Дмитриева было названо, а его вообще проигнорировали.

В литературе есть такой распространённый «приём»: ответ следует не в форме заявления в суд, не в виде «зеркального» полемического ответа в развернувшейся дискуссии, а на страницах собственного художественного произведения, когда далеко не каждый даже поймёт, что читает «послание» автору, нанёсшему оскорбление. Последовал, как ныне принято говорить, несимметричный ответ. Басня Крылова «Любопытный» с западающей в память строкой «Слона-то я и не приметил» стала именно таким несимметричным ответом князю Петру Вяземскому.

На этом история не кончается. Крылов не ограничился басней «Любопытный». Для особо непонятливых он написал своеобразный сиквел, продолжение на тему. Булгарин в своих воспоминаниях о Крылове утверждает, что вскоре после появления полемических статей его и Вяземского Крылов сказал ему:

«Напрасно ты за меня поссорился и раздражил сильных словесников… тебе нельзя жить долее в этом приходе. – Через несколько дней на вечере А. Н. Оленина И. А. Крылов прочёл новую басню свою, одну из превосходнейших: “Прихожанин”. – Все догадались, что значила эта басня».

Прямое указание на то, что басня явилась полемическим откликом великого баснописца на выступление Вяземского, можно найти и у М. Лобанова: «Крылов позволил себе мщение… в басне “Прихожанин”».

Сам Крылов поясняет мораль этой басни, тоже направленной против П. А. Вяземского, в её первых строках:

Есть люди: будь лишь им приятель.То первый ты у них и гений, и писатель,Зато уже другой,Как хочешь сладко пой,Не только, чтоб от них похвал себе дождаться,В нём красоты они и чувствовать боятся.<p>Два гения</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза