Что касается головы Крылова, то тут Клодт не испытывал сомнений. Ему, конечно, случалось наблюдать баснописца; они могли встречаться и в Академии художеств, и у Олениных, и у Ростовцева, да и просто на улице, когда Крылов обосновался на Васильевском острове неподалеку от мастерской и квартиры скульптора. Однако Клодт предпочитал работать не по памяти, а с натуры; в отличие от Теребенева, взявшего за основу живописный портрет, он нуждался в пластическом образце. Тем более примечательно, что самое достоверное из всех изображений Крылова – посмертную маску – он отверг. Не исключено, что он сам эту маску и снимал; во всяком случае, о ее существовании ему было известно, поскольку она хранилась у родных баснописца[1590] вместе с тем самым сюртуком, который на время перекочевал в его мастерскую. Однако облик 75-летнего старца явно не соответствовал замыслу Клодта.
Уже на первых набросках фигуры Крылова в современном костюме, где лицо еще не проработано, можно заметить характерную деталь – схематически обозначенный завиток на лбу. По-видимому, скульптор с самого начала ориентировался на бюст работы Гальберга, с прядью волос, падающей на лоб баснописца. Ее можно видеть и на юбилейной медали (1838), и на бесхитростном рисунке автомата Эльфодора (1844)[1591], и на шмуцтитуле работы Агина (1845), восходящих все к тому же бюсту.
Ил. 98. Бюст И. А. Крылова работы С. И. Гальберга. 1830. Отлив сер. XIX века.
Ил. 99. Портрет Крылова. Рисунок автомата Эльфодора. 26 октября 1844 года. Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции. 1844. № 283 (23 декабря).
Ил. 100. Клодт П. К. Памятник Крылову. Фрагмент. Фото 2024 года.
Созданный Гальбергом портрет Крылова со всей точностью повторен Клодтом в его памятнике, – отмечает О. А. Кривдина. – Детально воспроизведены характер лепки лица, построение формы головы, расположение морщин и складок, рисунок бровей и губ, а также пряди волос[1592].
В случае, когда скульптор не имел возможности работать с натуры, это было вполне легитимной практикой. К примеру, Мартос, создавая памятник Ломоносову, использовал бюст, выполненный Ф. П. Шубиным, а для памятника Александру I в Таганроге – сначала работу Торвальдсена, а затем Рауха[1593]. Для Клодта гальберговский бюст имел ценность не только как единственный прижизненный скульптурный портрет баснописца, но и, что гораздо важнее, как лучшее изображение Крылова-поэта.
Гальберг запечатлел его на пике литературной карьеры. Баснописцу 61 год, но никому еще и в голову не приходит снисходительно именовать его дедушкой. Перед нами поэт, при жизни признанный классиком, вставший вровень не только с Лафонтеном, но и с самим Эзопом, и антикизация его облика это подчеркивает[1594]. Если брюлловский Крылов глядит на зрителя несколько отчужденно и свысока, то у Гальберга он погружен в себя и захвачен какой-то думой, мечтой или сильным переживанием; его волосы как будто спутаны ветром, небрежно спадающая прядь не скрывает, а лишь сильнее оттеняет величественный лоб мудреца. Человек духа, мысли и вдохновения – таким Крылова стремился изобразить и Клодт.
4
29 ноября 1849 года Клодт был официально извещен о том, что император утвердил его проект. Настало время переходить к реализации замысла, который пока существовал в виде единственного рисунка, поданного на конкурс.
По смете скульптора, стоимость памятника, включая материал и работу, должна была составить 41 тысячу рублей. В распоряжении Крыловского комитета на тот момент было 34,8 тысячи рублей; в ближайшие годы эта сумма с процентами могла дорасти только до 36 тысяч. Недостающие 5 тысяч комитет предложил компенсировать пожалованием 500 пудов меди из казенных запасов. В середине февраля 1850 года Николай I выразил согласие, и работа над памятником началась.
19 февраля сменивший Уварова в должности министра П. А. Ширинский-Шихматов сообщал министру двора Волконскому: