Иван Саввич Никитин

Савостьянов, И. А. Придорогин и др.), родные места, даже литературный авторитет у

них был один — Белинский. Свои симпатии к Кольцову Иван Саввич выражал не раз;

кольцовский «Лес» был его любимым произведением, восхищался он и «Косарем».

Удивительно, что до сих пор не выяснено, встречались ли они в Воронеже.

Идейно-художественное родство поэтов-земляков отмечалось многократно. Важнее,

думается, указать на их отличие. Его помогает выяснить одно глубокое замечание Бе-

линского: * «...влияние великого поэта заметно на других поэтов не в том, что его

поэзия отражается в них, а в том, что она возбуждает в них собственные их силы: так

солнечный луч, озарив землю, не сообщает ей своей силы, а только возбуждает

заключенную в ней силу. .» Пример Кольцова действовал на Никитина вдохновляюще,

но автор «Пахаря» «откланяйся» поэтической ..манере своего земляка уже на раннем

этапе творчества.

Никитин отличается от Кольцова, как вечерняя заря от утренней, не потому, что

последняя краше, — каждая хороша по-своему, и тем более не потому, что он «суме-

речный» поэт (как раз к «утреннему» мотиву он обращался охотнее). Никитин

рациональнее, эпичнее, сдержаннее, в его лирическом стихе меньше полутонов, он

жаден до целого так же, как озябшему не до красивого платья, а голодному — не до

деликатесов. Это не значит, что в своей художественной системе он беднее. Он иной по

стилю мышления, тематическими привязанностям, лирической стихии сюжета,

композиционному построению.

И если говорить о чьем-то влиянии в «Пахаре», то, наверное, Некрасова, да и то с

оговорками. В пору, о которой идет речь, им еще не были написаны «Размышления у

парадного подъезда», «Песня Еремушке», «Железная дорога» и другие произведения,

ставшие народными.

В письме к Второму от 20- сентября 1857 г. Никитин делится приятной новостью:

«Некрасов у меня есть, не утерпел — добыл, — сообщает он о приобретении «Стихо-

творений» издания 1856 г. и добавляет:— Да уж как же я его люблю!» Это не

единственное свидетельство внимания к «музе мести и печали». Симпатию к ней

внушал Никитину авторитетный для него А. Н. Майков, писавший воронежцу 20

октября 1854 г. из Петербурга: «Одна только душа здесь* есть поэтическая — это

Некрасов...» Иван Саввич мог знать о нем из доверительного источника. Вот как

вспоминал об этом литератор' Ф. Н. Берг: «Еще в воронежском кружке... мне привелось

наслушаться много разных толков о Некрасове. Глава; если можно так сказать, этого

25

кружка Н. И. Второв был в родстве с одним юным студентом, жившим вместе с

Некрасовым на одной квартире и поддерживавшим оживленную переписку с своим

родственником... Старые письма его, довольно длинные, неоднократно прочитывались

местами вслух — в них полушутливо-полусерьезно обрисовывались крайняя нужда и

лишения молодых людей». Мемуарист рассказывает, что некоторые стихотворения

Некрасова во второв-ском кружке заучивались наизусть. Симпатии Второва к поэзии

главы «Современника» несомненны, в архиве сохранились его собственные списки

произведений Некрасова, в частности «Родины», а в каталоге второвской библиотеки

значится некрасовский сборник 1856 г. Очевидно, что свою любовь к поэту Второв

передавал и Никитину.

Но в кружке воронежских интеллигентов были и противники Некрасова. Один из

самых- ярых — А. П. Норд штейн, «человек хладнокровный, но любящий и понимаю-

щий», как характеризовал его близко знавший А. Н. Майков.

Никитин питал самые дружеские чувства к НорДштей-ну, почитая его за

«благороднейшее существо». Но их поссорил «Пахарь». 26 апреля 1856. г. конфликт

уже обозначился: «...в стихотворениях ваших, — заявляет Нордштейн в письме к

«милому Ивану Саввичу», — вы изменили и взгляд и лад и стали упорно писать какие-

то некрасовские едкие сарказмы».

25 марта 1857 г. Нордштейн высказался вполне* «Я опять о «Пахаре». В нем не

предмет коммунистский, а мысль коммунистская», затем следует целая программа

славянофильско-эстетского толка, бичуются Герцен и его сторонники как заклятые

«враги России»,

Нордштейн со свойственным ему прямодушием й поверхностностью суждений

(«...я человек небыстрого ума», — аттестует он себя) выразил те идеи, которые в более

изящном философском оформлении старался привить Никитину А. Н. Майков.-В

одном из писем он поучает своего воронежского ученика: «...произведения партии,

своего времени, живут лишь минуту и умирают... Пусть вокруг нас кипят и враждуют

страсти; наш мир — художество...»

А что же Никитин? Он уже не тот робкий стихотворец, который два-три года назад

послушно внимал, своим наставникам. Жаль, что его письма к Нордштейну не со-

хранились, но все-таки корреспонденция последнего позволяет судить о позиции

автора «Пахаря».

Поначалу Никитин сопротивляется в шутливо-дружеском тоне, но, по мере

усиления нападок доброжелателя, его защита становится все более серьезной и

твердой. Он не разделяет патриархально-славянофильских теорий своего оппонента, не

соглашается с тем; что «Запад гниет». Расхождения между взглядами Никитина и

Нордштейна становятся настолько непреодолимыми, что последнему пришлось

признать: «Общие интересы для нас исчезли...»