Иван Саввич Никитин

«не читать — значит не жить»

Рост поэта совершался стремительно, и требовались только благоприятные

обстоятельства, чтобы из стихослагателя он стал поэтом. Такой духовной эволюции

помогли книги.

Не любивший рисоваться Никитин, признавался А. Н. Майкову, что круг его чтения

до появления в свет первых поэтических опытов был довольно узок и не отличался

какой-либо системой. «Но в продолжение почти двух годов, покамест печатались мои

стихотворения '(имеется в виду сборник 1856 г.—lb. /С.), — замечает поэт, — я про-

читал довольно книг и книг хороших; в голове у меня просветлело...» Книги стали его

университетом, мечту, о котором пришлось оставить.

В процессе духовного возмужания ему помог Второв й его богатая библиотека.

Любовь к книге Николай Иванович Второв унаследовал от отца Ивана Алексеевича, не

26

чуждого литературных занятий, составившего солидную коллекцию печатных изданий

и списков бесцензурных произведений. И. А. Второв слыл весьма образованным

человеком, лично знал Пушкина, Жуковского* Крылова, Рылеева, Дельвига, о встречах

с которыми он, конечно, рассказывал сыну. Большого капитала он детям не завещал, но

зато завещал городу Каз1ани свое ценное книжное собрание, позже ставшее основой

местной публичной библиотеки. Часть литературы перешла к сыну. Он ее усердно

пополнял, особенно во время службы в Петербурге, а когда переехал в Воронеж,

библиотека Н. И. Второва была здесь, пожалуй, одной из лучших. Сохранился

подробный каталог книг Н. И. Второва, им написанный.

Во второвской библиотеке Никитин мог иметь доступ к сочинениям русских

авторов от Радищева до Некрасова; пользовался он и прекрасными личными фондами

А. П. Нордштейна, помещиков Потапова и Плотникова.

Постепенно у Никитина складывалась и своя домашняя библиотека. Приобретя или

получив в подарок какую-нибудь книгу, он устраивал, как говорил Н. И. Второв,

«радостный гвалт». «...Не читать — значит не жить» — эта афористичная никитинская

формула определяет сущность его культурного облика. Причем читать не все подряд, а

лучшие образцы русской и зарубежной словесности, ибо «литературные осадки», по

его выражению, недостойны внимания.

Портрет поэта-читатедя будет неполным, если не рассказать о его пристальном

интересе к нелегальной и запрещенной литературе.

...В ноябре'*1858 г. до Ивана Саввича дошли тревожные вести из Петербурга. В

одну из поездок в столицу его друга И. А. Придорогина подвергли внезапному обыску

По предписанию III Отделения эту акцию совершал полковник корпуса жандармов

Ракеев, тот самый, который когда-то тайно сопровождал тело Пушкина в псковские

Святые Горы и который позже будет арестовывать Н. Г. Чернышевского.

Многоопытный Ракеев искал на петербургской квартире Придорогина

«искандеровский элемент» и бумаги, позволившие бы уличить «красного» купца в

связях с А. И. Герценом. Жандарм обратил внимание на письмо из Воронежа штабс-

капитана Н. С. Милашевича. «Что значат, помещенные в письме слова: «Да привезите,

Христа ради, то, чего русские подлецы боятся?» — спросил растерявшегося

Придорогина грозный чин. Выяснилось — «Колокол».

Хранящееся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции дело

№ 365 III Отделения собственной императорской канцелярии «О воронежском купце

Иване Алексеевиче Придорогине» раскрывает все перипетии этой истории, в которой

^амешан и Иван Никитин. На 113 листах с жандармской педантичностью исследованы

все возможные пути «Колокола» в Воронеж и все возможные каналы информации из

губернского города в Лондон.

Началось все с того, что в. номере' «Колокола» ,от 1 декабря 1857 г. появилась

довольно большая по размеру статья «Высочайшие путешественники at home», где

неизвестный автор рассказал о пышной поездке великого князя Николая Николаевича

на конный завод в Хреновое, близ Воронежа. Его высочество сопровождал местный

губернатор Н. П. Синельников. «Исступленное желание лихо прокатить е. в. (его

величество. — В. /С.), — говорилось в статье, — овладело разнообразным чиновным

лакейством на всем протяжении пути великого князя». «Колокол», конечно, вряд ли бы

заинтересовался дорожными приключениями брата Александра II, если бы поездка эта

не имела губительных последствий для воронежских крестьян. Чтобы ублажить члена

царской фамилии, ретивый Н. П. Синельников приказал согнать на строительство

дорог и мостов весь окрестный трудовой люд. Крестьяне были вынуждены бросить

свои жалкие хозяйства, голодные семьи (год выдался крайне неурожайным) и с

лошадьми и нехитрыми строительными инструментами прибыть на место следования

27

высокой персоны. Пока возводилась приличествующая обстоятельствам дорога, в

крестьянских избах пухли от голода и болезней жены и ребятишки, да и сами

работники падали от изнурительного труда. Об этой драме и поведала

корреспонденция в «Колоколе», открывшая, кстати, освещение «провинциальных

тайн» в вольной прессе Герцена и Огарева.

Губернатор Н. П. Синельников был взбешен; о своих подозрениях относительно

авторства в «Колоколе» он доложил министру внутренних дел. Как раз в то время И. А.

Придорогин поехал в Петербург жаловаться на самоуправство воронежского