– …Вон, сколько сожрала, тварь окаянная! – зазвучал возмущенно смутно знакомый голос боярина слева.
Похоже, они продолжали начатый ранее разговор.
– Твое, что ли, сожрала-то? – неприязненно отозвался совсем смутно знакомый голос справа.
– Если бы мое – я бы отравил его этим мясом, и минуты не думал!.. – сердито
отозвался первый голос. – Говорил же я вам! Предупреждал!.. А теперь ищи ветра в
поле: улетел, упырь, и над тобой посмеивается! Была бы здесь моя воля, я бы его…
– А всё потому, что борода у тебя долгая, а ум – короткий, боярин Никодим!..
– …Стратегически надо мыслить, боярин, стратегически! И когда городскую стену песком укрепляешь, и когда с живой скотиной дело имеешь!
– Чего вы все ко мне с этой стеной пристали! Специально я, что ли, там делов натворил?!.. Мне подрядчик честное слово давал, что если сэкономит чуток, то на качестве это не отразится!..
– А ты и рад был поверить? – усмехнулся второй. – Простота, боярин Никодим, она хуже воровства…
– Ах, это, значит, я простак?!.. Или вор?!.. Сам ты дурень неученый!.. Шарлатан!.. Князь… от кочерги… выискался!..
Ага… Ссорятся Никодим Труворович и треклятый выскочка-истопник…
А вот это уже интереснее.
– А ты мне в нос кочергой-то не тыкай, боярин Никодим, не тыкай! Я сам знаю, что князь из меня – как из тебя истопник, да только титул-то он дается, а мозги-то да сердце – как уж есть!
– Это что ты хочешь сказать, что у меня мозгов нет?!..
– Может, и есть. Вскрытие покажет. Да только это истопник может мозгами теми про свое брюхо думать. А князь – человек государственный. Он и думать должен ширше, чем полотер или посудомойка! А ты дальше своего кошелька да родословной и не зришь!
Допытываться у Митрохи, есть ли у него, Никодима, по мнению того, сердце, боярин
не стал. То ли такой вопрос ему в голову просто не пришел, то ли знал, какой его ожидает ответ. И продолжил:
– А у тебя-то самого шибко много тех мозгов, можно подумать! Книжек ученых начитался, пыль в глаза словечками нелукоморскими царю-батюшке пускаешь, и
думаешь, все на тебя молиться готовы! Да ты сам-то что для обороны сделал, а? Да если бы не тот колдун, мы бы с тобой здесь сейчас не говорили! В первый же день
Костей сюда бы пришел! А со дня на день подмога из Лесогорья прискачет – и опять
твоя заслуга, скажешь? А что Змей Костея бросил и сбежал, тоже ты постарался? Да тебе просто везет!..
– Везет тому, кто везет, как сказал однажды фельдмаршал Блицкригер… – сухо усмехнулся Граненыч, и полы его шубы зашуршали: кажется, он поклонился.
– …Некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать, боярин Никодим, – суровым
голосом произнес он. – Это тебе ведь заняться нечем, так ты ходишь туда-сюда, да в собственной желчи варишься. А меня дела ждут государственные.
– Мужлан!.. Хам!.. Выскочка!.. – Труворович едва не сыпал искрами от ярости.
– Пустой ты человек, Никодим, – грустно приговорил Митроха, повернулся и ушел.
Боярин Никодим, предательски оставленный противником в одиночестве – вариться по его, противника, выражению в собственной желчи, подпрыгнул несколько раз, прорычал свирепо что-то невразумительное и едва ли не бегом бросился с места ссоры.
Букаха сморгнул вытаращенными глазами, вдохнул-выдохнул и дрожащей от волнения рукой полез в карман за бумагой и огрызком карандаша.
Пока подслушивал, он даже забыл мерзнуть.
Через десять минут маленькая черная тень выпорхнула из воеводиного укрытия и смешалась с ночью.
Теперь можно было и выбираться.
Лазутчик боязливо прильнул к щелке, но на улице так стемнело, что если бы даже кто-то стоял у самых бочек, увидеть его не представлялось бы возможным никак.
Вздохнув еще раз и придя к выводу, что оно и к лучшему, изменник осторожно, боком-боком, покинул свое убежище, перелез через кучу так и не убранных никем
корзин из-под скормленного Змею мяса и был сбит с ног кем-то огромным и сердитым.
– Чего на дороге развалился, смерд? – рявкнул на поверженного лазутчика голос Никодима.
Недавняя ссора с князем Грановитым ни хороших манер, ни хорошего настроения Труворовичу не прибавила.
– От смерда слышу!.. – вырвалось против ожидания и воли у неудачливого воеводы, у которого были свои смягчающие обстоятельства в виде понижения температуры, страха разоблачения и пустого желудка.
– Чего-о-о?! – опешил Никодим.
Букаха мысленно ойкнул и прикрыл рот обеими ладонями, но было поздно.
– Кто это? – подозрительно поинтересовался боярин, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме заднего двора, кого это он уронил сгоряча.
Поверженный диссидент замычал, вставая и оскальзываясь на скользких камнях мостовой…
– Стой!.. – воскликнул вдруг Труворович. – Не может быть!.. Букаха!!!..