Иван V: Цари… царевичи… царевны…

— Пожалуй, — согласился Брант. — Если не уметь ловить ветер парусами, в море делать нечего. Недолго и лечь на бок, а уж потом на дно.

— Как это? — не понял Петр.

— С ветром шутки плохи: неумело поставленные паруса опрокинут судно, и оно потонет.

— Ну тут, на озере, безопасней.

— Все равно, государь Петр.

— Не говори мне «государь». Тут я всего лишь твой ученик.

— Я могу гордиться таким учеником, — серьезно сказал Брант. — Повелитель огромного царства хочет быть всего лишь учеником. Это предзнаменование великого будущего, мингер Питер, — серьезно закончил он.

— Я и выучиваюсь ради этого будущего, — в тон ему произнес Петр. — Но давай пока оседлаем бот и походим по озеру.

— Если оседлаем, значит, поскачем, — ухмыльнулся Брант.

И неторопливо направился к боту, покачивавшемуся на озерной волне. Петр, широко шагая, последовал за ним.

Брант взялся было за парус, но Петр остановил его.

— Позволь мне. А ты подсказывай, как надобно ставить.

Сильными, как у взрослого, руками он, крякнув, поднял мачту. Полотнище развернулось с шумом.

— Леер расправь, кренгельсы выровняй, шкот натяни! — командовал Брант. — Отпускай!

Солдаты на берегу высвободили цепь, удерживавшую бот, и кинули ее на борт. Ветер тотчас наполнил парус, и суденышко, вспенивая воду, понеслось вперед, как норовистый конь.

Петр держал в руках снасти и щурился от яркого солнца, игравшего бликами на воде. Берег быстро удалялся. До другого, синевшего узкой полоской, было далеко, но купола храмов Никитского, Горицкого и Данилова монастырей светились как дневные звезды.

— Хорошо! — воскликнул Петр. — Ах, как славно! Вот бы перенеси» сюда Преображенское! Переславль, сказывали, старей Москвы. Юрий Долгорукой его прежде заложил. Экая благодать — озеро. Речка Трубеж вроде Яузы. Однако новую столицу надобно не здесь закладывать, — неожиданно вымолвил он. — Дабы глядела в море.

— Лондон, однако, не в море глядит. Он от моря далече, — заметил Брант.

— Я то знаю. Но в реку Темзу заходят морские корабли.

Брант подивился: и это ему откуда-то известно. А Петр продолжал свое:

— У вас, голландцев, Амстердам — знатный порт.

Брант подтвердил: первый-де порт во всей Европе. Оттого маленькая Голландия первенствует на море. Оттого у нее немало заморских колоний и она может поспорить с Испанией и Португалией. Все благодаря мореходству. Корабельщик — важная персона. Флот не уступает английскому. Суда совершенны.

— Хотел бы я побывать на твоей редине, Брант, — мечтательно протянул Петр. — Поучиться ремеслу корабельного мастера.

— Можно и здесь выучиться, — заметил Брант.

— Э, здесь не то, здесь тесно.

— Что ж, все в царской воле. Кто мешает увидеть Амстердам…

— Матушка не пустит, — с досадою ответил Петр. — Вот войду в возраст, тотчас же отправлюсь.

Береговой ветер наполнил паруса, и бот резво резал озерную гладь. Так резво, что берег, видевшийся синею полоской, стал постепенно вырастать и являть взору подробности: почернелые избы, крытые камышом, стадо на водопое, рыбачьи лодки, вытащенные на берег…

Петр досадливо морщился:

— Сколь быстро мы достигли! Поворотим?

— Поворотим, — флегматично отозвался Брант. — Тяни леер на себя.

Петр послушно выполнил маневр. Бот накренился и стал медленно отворачивать от берега. Обмякший было парус вновь выгнулся, и бот как бы ожил.

— Ложимся на другой галс, — констатировал Брант и стал раскуривать погасшую было трубку. Это оказалось нелегким делом даже для такого опытного курильщика, как он. Кресало высекало искры, но их тотчас сдувал ветер. Он прикрылся полою своей куртки и наконец, после долгих проб, это ему удалось. И он довольно запыхтел.

Теперь они шли к другому берегу. До него было верст семь-восемь. Петр оживился: впереди, сколько хватал глаз, лежала водная гладь, казавшаяся безбрежной. Но бот замедлил ход: ветер был боковым. И следовало маневрировать парусом.

— У многопарусного корабля и свобода для маневрированья велика, — заметил Брант. — Был бы только ветер. Но вот если штиль — ходу нет. Паруса обвисают, капитан и его помощники чертыхаются. Случалось мне полсуток дрейфовать. Тут уж ничего поделать нельзя. Только молить Бога, чтоб ниспослал ветер, хоть какой-нибудь.

— И он, Бог, посылает?

— Случается, — ухмыльнулся Брант. — Ты, государь мой, задаешь наивный вопрос. Часто ли Господь внимал твоим моленьям?

— Сказать по правде — нет.

— То-то и оно. У него свои заботы и всего два уха. А к нему обращены мильоны молитв. Поди тут ублаготвори всех.

Петр рассмеялся. То, что у Бога два уха, показалось ему смешным. Хотя в «Азбуковнике» Бог Саваоф представлен в виде благообразного старца, похожего на тех пустынников и пророков, которых он видел в Библии.

Вольное плаванье продолжалось до вечера. Солнце село, когда они наконец вернулись к своему причалу. Он был уже пуст — работный люд разбрелся по домам, прихватив инструмент. Только большие зубастые двухручные пилы щерились на стропилах. Рассуждали: на них вряд ли кто позарится.