Рейд показал панам, что силы у России еще есть, заставил их призадуматься об уязвимости своих имений. Но Баторий понял, чего добивались русские. Разбрасывать силы он не стал, из главной армии не выделил к месту прорыва ни единого солдата. А кулак он сосредоточил еще мощнее, чем в прошлые годы, свыше 100 тыс. воинов. Турецкий посол, приехавший к нему, обозревая несметные полчища, восхищенно говорил: если король и султан объединятся, они «победят вселенную». В это время в Вильно приехала и миссия Поссевино. Он встречался с Баторием, и тот был недоволен вмешательством папы. Предупреждал, что царь хочет обмануть «святого отца».
Но от Ватикана он целиком зависел, и не ему было корректировать планы Григория XIII. Впрочем, и Поссевино не собирался помогать русским. С дороги он написал кардиналу де Крома: «Хлыст польского короля, может быть, является наилучшим средством введения католицизма в Московии». В Вильно «миротворец» благословил короля на наступление, а уж после этого продолжил путь. Иван Грозный летом перенес свою ставку в Старицу, поближе к фронту. Узнав о гостях, распорядился встречать их в Смоленске с величайшими почестями. 18 августа Поссевино с группой иезуитов прибыл к государю. Они удостоились самого пышного приема. Иван Васильевич с глубочайшим почтением принял подарки папы, книгу деяний Флорентийского собора — Григорий XIII написал: царь должен приказать своим богословам, «чтобы ее чли» [723].
Послы изложили условия, выдвинутые папой, что мир должен быть заключен не только с поляками, но и со шведами. Одновременно Поссевино представлял интересы Венецианской республики, и еще одним пунктом стало дозволение венецианцам свободно торговать в России и строить католические костелы. Ну и, конечно, требовалось соединить Православную церковь с «апостольской», принять унию. А взамен перед царем разворачивались самые радужные перспективы. Григорий XIII брался обеспечить союз с Испанией, Францией, германским императором, Польшей, сам обещал выставить 50-тысячную армию, и Османская империя будет сокрушена, Иван Грозный сможет вознаградить себя Византией. Папа прислал письма и к царевичам, царице (стало быть, и он признал Марию законной супругой).
Что же касается посреднической миссии, то Поссевино пояснил — ее он уже выполнил. Договорился с Баторием, что король не будет требовать денег, возьмет у русских только Ливонию. Вопрос урегулирован, а значит, можно перейти к остальным делам, ради которых приехали послы. Царь, казалось, был в восторге от того, что ему внушали. Ублажал и угощал послов, и Поссевино записал: «Я видел не грозного самодержца, но радушного хозяина среди любезных ему гостей». На пиру Иван Васильевич доверительно наклонился к нему и объяснял, насколько он «чтит душевно» папу [724]. Но переговоры вежливо отложил. Посетовал, что бы рад обсудить столь интересные предложения, да ведь сперва надо остановить кровопролитие. А потом, без помех, можно будет все решить. Царь отправил делегацию иезуитов обратно к полякам.
Он вел дипломатическую игру, но одновременно было и другое. Перед решающей битвой Иван Васильевич каялся и просил прощения о грехах! В августе 1581 г. в монастыри рассылались его письма: «Смея и не смея челом бью, что есми Бога прогневал и вас, своих богомольцев, раздражил и все православие смутил своими непотребными делы и за умножения моего беззакония и ради согрешения моего к Богу, попустившему варваров христьянство разоряти» [725]. Возносились молитвы и по всей Руси.
А на Псков уже накатилась огромная армия. По пути захлестнула крепости Опочку, Остров. Узнав о приближении врага, псковичи подожгли предместья. Совершили крестный ход вокруг стен с чудотворными иконами и мощами святого князя Всеволода-Гавриила. Защитников было 30 тыс. — не только воинов, а всех, кто целовал крест стоять насмерть. А целовало его все население, «старые и малые». И в крестном ходе участвовали все, матери несли на руках грудных младенцев. 18 августа, в тот самый день, когда Поссевино прибыл в Старицу, у Пскова показались передовые отряды Батория, завязались стычки. За ними тучи войск заполонили окрестности, строили лагерь и полевые укрепления. Но русские пушки поражали осаждающих так далеко и метко, что пришлось бросить позиции и перенести их подальше. После этого враги стали осторожнее. Начали приближаться к стенам траншеями, ставить батареи.