Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

В 1581 г., как раз после появления в Москве Эйлофа, к противнику перебежали два брата Бельского. Давыд — к полякам, Афанасий — к шведам. Получили возможность установить связи, договориться о взаимодействии, обсудить условия. Но мы еще раз видим, насколько не соответствовали действительности выдумки о «болезненной подозрительности» царя. На положении Богдана Бельского измены его братьев никак не сказались. Иван Грозный по-прежнему полностью доверял ему. Впрочем, может быть и так, что государя убедили, будто Бельские засланы специально, для дезинформации врага. В пользу подобной версии говорит тот факт, что советы Давыда Бельского Баторию в разных источниках диаметрально расходятся. В одних он призывает короля идти на Псков — дескать, там «людей нет и наряд вывезен и сдадут тебе Псков тотчас» [780], в других уговаривает вместо Пскова, где поляков ожидают, ударить на Смоленск [781].

Но Поссевино, проезжая в Россию через Литву, обязательно должен был заинтересоваться Давыдом, увидеться с ним. Следовательно, получил выходы на Богдана Бельского. А когда миссия Ватикана прибыла к Грозному в Старицу, один из четверых иезуитов посольства объявил себя заболевшим. Царь послал к нему своего врача Эйлофа. Как отметил Поссевино, с ним были установлены очень хорошие контакты [782].

Для заговорщиков было важно не только устранить царя, вставал и вопрос, кто заменит его на престоле? Такой удобной кандидатуры, как Владимир Старицкий, больше не было. А сыновей у Ивана Васильевича в данное время было двое. Иван — уже фактически подготовленный для царствования, и Федор. Молитвенник, углубленный в духовную жизнь, никогда не занимавшийся государственными делами. Разумеется, для врагов России он был предпочтительным. Но в таком случае царевич Иван должен был умереть первым, раньше отца. Если бы он взошел на престол, то мог выдвинуть каких-то своих друзей, и заговорщики утратили бы позиции при дворе. А при гибели Ивана Федор уже становился законным наследником. И к тому же, напомним, Иван Грозный был еще нужен иезуитам. Ведь считалось, что он готов принять унию. И его старший сын умирает, отравленный. «Лечили» царевича, когда ему стало худо, доктор Эйлоф и Богдан Бельский. Документы, подтверждающие это, уцелели [740].

Когда иезуиты вторично приехали к царю и состоялся диспут о вере, Эйлоф в нем тоже участвовал, выступал единственным иностранцем с российской стороны. Возможно, его привлекли как переводчика и консультанта по западному богословию. Но накануне, как пишет Поссевино, врач увиделся с иезуитами и «тайно сообщил нам, чтобы мы не подумали о нем дурно, если из-за страха во время диспута скажет что-нибудь против католической религии» [783]. Как видим, секретные контакты продолжались, и Эйлоф даже счел нужным извиниться перед папскими посланцами, что будет изображать себя их противником.

А после этого стоит сопоставить, что Поссевино был первым автором, запустившим версию, будто Иван Грозный убил сына. Тут уж поневоле напрашивается сравнение: кто первым начинает кричать «держи вора»? Вспомним и о другом — как в августе 1582 г. Поссевино уверенно заявил перед правительством Венеции, что царю осталось жить недолго. Предугадать смерть Ивана Васильевича он мог лишь в одном случае — зная о планах заговорщиков. Вполне вероятно, что он же и утвердил эти планы, находясь в Москве.

Кстати, очень может быть, что смерть Ивана Васильевича отсрочил… упомянутый захват датскими корсарами корабля Эйлофа. В плен попали его сын и зять, в июле 1582 г. Иван Грозный направил по данному поводу гневную ноту датскому королю. Указывал на высокий ранг пострадавшего купца: «А отец его, Иван Илф, дохтор при дверех нашего Царского Величества, предстоит перед нашим лицем…» Потребовал немедленно возвратить родственников Эйлофа, а его товары «сыскав, прислать» [784]. Лишь через год, после переговоров (или выкупа) пленники вернулись в Россию. О судьбе их груза ничего не известно. Разумеется, в данный период царь был нужен доктору для спасения родственников.

Ивану Васильевичу дано было предвидеть свою кончину. В январе 1584 г. над Москвой появилась крестообразная комета, и он сказал окружающим: «Вот знамение моей смерти» [785]. Хотя в ближайшие месяцы царь оставался деятельным, работоспособным. В январе готовил посылку подкреплений в Сибирь, отправил армию на Казань. В феврале вел переговоры с Боусом. В начале марта принял ученого книжника из Каменец-Подольска диакона Исайю Копинского, беседовал с ним на духовные темы. Исайя записал, что встреча происходила «перед царским синклитом», и Иван Грозный с ним «из уст в уста говорил крепце и сильне» [786]. То есть чувствовал себя удовлетворительно, а боли, как уже привык, скрывал. Лишь 10 марта навстречу польскому послу Сапеге было послано предписание задержать его в Можайске, так как «Государь учинился болен» [787].