Иван. Жизнь, любовь и поводок глазами собаки

В ту ночь я почти не спал, а все время думал о создавшейся ситуации, насколько позволяли мои мыслительные способности. Несмотря на всю мою эмоциональную привязанность к Джессике, я понимал, что жить с ней будет трудно, если вообще возможно, учитывая, что у нее обитают еще пять собак. Уже в первую ночь она оставила меня ночевать на улице, и я не вправе ее за это винить. Я настолько увлекся своими беспечными фантазиями, что даже не подумал о других возможных участниках этой мелодрамы. И это при том, что раннее детство, проведенное в приюте для бездомных животных, привило мне страшную неприязнь к этому жанру.

Наступила глубокая ночь, и у меня на сердце становилось все тяжелее и тяжелее. Я начал размышлять о своей прежней жизни, от которой так легкомысленно отказался. Еще вчера у меня был теплый кров, гарантия безопасности и заботливые, любящие меня люди. Сейчас же меня окружала полная неопределенность, и я даже сомневался в том, что мне удастся вернуться домой, так как при мне не было никаких документов, удостоверяющих мою личность. При всей моей любви к Джессике меня очень раздражало присутствие других псов, и я уже начал сомневаться в том, что она разбирается в собаках, а следовательно, во всем остальном.

Размышляя о своей прежней жизни, я ощутил нечто, что со мной раньше случалось крайне редко, — чувство вины. Мне стало грустно, и чем грустнее мне становилось, тем меньше для меня значила Джессика. К утру я уже так сильно тосковал по своей семье, что всем сердцем хотел вернуться домой. Как оказалось, это никого особо не волновало, и целый день я томился в ожидании, как сложится моя судьба.

Никто даже не заикнулся о том, чтобы найти мою семью. Дни напролет я сидел, привязанный к забору на заднем дворе. Джессика или какой-то мужчина, которого я раньше никогда не видел, выводили меня на прогулку. И я даже не подозревал о том, что Кристина и Тим с ума сходят от беспокойства и развешивают по всему Беллингэму плакаты с моей фотографией. Через несколько дней после моего исчезновения Кристина остановилась возле фургончика Джессики, чтобы купить стаканчик мокко и приклеить плакат, и можете себе представить ее удивление, когда Джессика сказала, что я нахожусь у нее дома.

И уже вскоре Кристина осыпала меня поцелуями и прижимала к себе так сильно, что мои ребра едва выдержали ее объятья. Сколько было радости! Я хотел сказать Джессике, что нечто подобное могло быть и между нами, но, как только залез в машину, понял, что мое сердце снова принадлежит одной Кристине. Единственное, о чем я мог думать, — я возвращаюсь домой!

Этот случай поднял гораздо больше вопросов, чем дал ответов. Заложена ли во мне природой страсть к бродяжничеству? Какие инстинкты толкают меня вступить в драку? Почему меня тянет погнаться за копытным животным через оживленное шоссе? Ответов на все эти вопросы я так и не получил, зато узнал, что, возможно, я не заслуживаю таких вещей, как любовь, верность и дружба. Я не понимал, почему моя семья так щедро дарит мне все это, несмотря на мое глупое поведение. Кстати о глупости. У Толстого есть еще одна история, но уже про другого парня. Называется она «Иван-дурак»[5]. Без комментариев.

Амелия

Первой ее заметила Кристина. Она лежала на траве возле шоссе № 5 к северу от Ферндейла. У Кристины только что закончилась смена в интернате, где она работала. Тамошние дети меня обожали, и в тот день она решила взять меня с собой. Мое тело немного ныло оттого, что меня целый день тискала и трепала за уши ватага ребятни. Один мальчик пришел в такой восторг, что беспрерывно пускал на меня слюни и все время выкрикивал: «Да-да-да!», что не могло не вызвать у меня раздражения, но я стойко все вытерпел. Это был тот самый мальчик, который приходил с Кристиной в приют для животных. Детям вообще нравились такие экскурсии, и я подозреваю, что своим спасением я в некоторой степени обязан этому ребенку.

Как бы то ни было, мы ехали домой, и вдруг Кристина воскликнула: «Это же Амелия!» — и моментально свернула на обочину.

И только после этого я заметил беременную самку золотистого ретривера. Она тяжело дышала, ее язык устало свешивался из открытой пасти, а на лице застыла глуповатая улыбка. Было видно, что она уже на самом последнем сроке беременности и в любую минуту может разродиться щенками. И кто-то посмел бросить ее в таком состоянии!

Интересно, откуда Кристина знала, как ее зовут? Неужели это та самая Амелия Эрхарт[6]? Если это действительно она, то что-то она порядком сбилась с намеченного курса. Не помню точно, была ли Амелия Эрхарт золотистым ретривером, но подозреваю, что нет. Еще я вспомнил святую Амелию из Лоба и даже скандально известную Амелию Вегу Поланко из Доминиканской республики, которая завоевала титул «Мисс Вселенная». Однако, глядя на огромный живот этой Амелии, я вынужден был отвергнуть оба эти предположения. Вопрос, таким образом, остался открытым.