В книгу включены повести и рассказы, написанные Георгием Холоповым в последние годы, а также его воспоминания о ленинградских писателях.
Георгий Константинович Холопов
Биографии и Мемуары / Советская классическая проза18+Иванов день
КАРПАТСКИЕ ПОВЕСТИ
ИВАНОВ ДЕНЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вернувшись к себе домой, в утопающий в садах городок в Карпатах, Иван Стефурак сделал вид, что ничего такого серьезного львовские хирурги у него не нашли, что вот он еще некоторое время побудет на больничном листе, а там и к работе приступит. А пока, чтобы не скучать без дела, приведет в порядок сад: ведь давно-давно, знают соседи, собирался он это сделать, но как-то все руки не доходили. Да и время нынче самое подходящее: урожай собран, осень на дворе. Вон и вся земля в саду покрыта опавшими листьями, зазолотились отроги Карпат, журавли собираются в косяки, летят в теплые края.
Жену-то свою Ганну ему на первых порах удалось обмануть. А соседи, от которых его справа и слева отделял только забор из скособочившихся реек, в особенности Ольга Васильевна, обо всем догадались сразу: тяжелую болезнь выдавала сильная худоба Ивана Стефурака, землистый цвет его лица, — с этой болезнью здесь, среди гор, тоже успели хорошо познакомиться в последние годы.
В саду Стефурак первым делом срубил яблоню, пораженную грибком. Чем только он не лечил это дерево, — ничего не помогло. А яблоки на нем были крупные, сладкие, пожалуй, лучшие в саду.
«Вот так бывает и с человеком, — пришла ему в голову невеселая мысль, — ума палата, все спорится в руках, а спасти нельзя! А вообще… жизнь несправедливая штука!»
Срубил и дерево, на котором росли твердые как камень, кисловатые груши. (Еще перед поездкой во Львов продал дерево в артель резьбарей за семьдесят целковых.) «Иной человек тоже вроде этого дерева, никакой пользы от него людям», — подумал он. И корни даже выкорчевал. Взамен посадил грушу-однолетку. Чтобы она хорошо укоренилась, росла стройненькой, привязал ее к жердям, воткнутым рядом.
Потом с лестницей на плече Иван Стефурак ходил по саду, придирчиво осматривал каждое дерево, спиливал высохшие и обломанные ветки, собирал большие и малые подпорки, разбросанные повсюду чужими людьми, когда в его отсутствие они похозяйничали здесь, снимая урожай.
Приведя сад в порядок, он свалил забор, с трех сторон символически отгораживавший его от соседей. Это ему удалось легко, благо столбы, на которых держался забор, давно сгнили. И столбы, и рейки он снес на берег находившейся недалеко от дома широкой и глубокой канавы, сложил в пирамиду: быстрее высохнут, легче будет сжечь.
И тут на несколько дней Стефурак свалился, отдышаться не мог от невыносимых болей в животе. Он-то не знал, что операция, которую ему сделали во Львове, состояла в том, что ему разрезали живот и тут же зашили: поздно было лечить.
Ганна думала, что он надорвался от чрезмерных трудов, и надеялась поставить его на ноги усиленным или «дробным питанием», как посоветовала ей Ольга Васильевна. Она готовила его любимые вареники, голубцы, чуть ли не каждый день резала по кролику. Но Стефурак ни до чего не дотрагивался. Его тошнило от одного вида пищи. Он только лихорадочно курил.
И тут впервые в душу Ганны закралось подозрение о его болезни. Она со слезами побежала к соседям. Те только горестно покачали головой. Чем они могли ей помочь?
Но через несколько дней, когда боли утихли, Стефурак поднялся с постели. Ганна пыталась уложить его обратно, но он проявил удивительное в его положении упорство, даже оттолкнул и грубо выругался, чем немало поразил ее. Такого она за ним не знала.
Взяв в сарае лом и лопату, Стефурак пошел в сад и принялся рыть траншею на том месте, где недавно еще стоял забор.
— Ты с ума сошел! — Ганна двумя руками вцепилась в лопату.
— Сошел! — Стефурак снова толкнул ее, глаза его гневно засверкали. — Ты лучше деньги, вырученные за фрукты, отнеси Павлюку. Пусть везет материал для нового забора. Он ждет, я договаривался с ним. Будем ставить сетку!
И, отбросив лопату, Стефурак взял лом. Тяжело поднимая и опуская его, задыхаясь, он стал долбить землю.
Ганна словно онемела от его слов. Обратиться к Павлюку? К этому разбойнику, до которого у Ивана так и не дошли руки? Не ослышалась ли она?..
— К Павлюку, говоришь? — все же спросила Ганна, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Не путаешь с кем-нибудь другим?
— Именно к Павлюку! Только он сейчас может помочь! — И он грозно посмотрел на нее, а не отвел взгляд да, должен был ведь постыдиться!..
Тогда она поняла, что он и на самом деле сошел с ума, тяжело и безнадежно болен, торопится поставить новый забор.
Она выполнила его волю: набросила на плечи платок, побежала искать Павлюка. Нашла его на заречной стороне, где над обрывом заканчивали строительство туристского комплекса, не похожего ни на одно строение на сотни километров окрест, напоминающего своей формой растянутые и вздыбленные мехи гармони.
Подручные Павлюка уже на другой день начали возить к ним во двор булыжник, щебенку, песок, цемент. Правда, делали они это поздно вечером, а то и среди ночи, отчего ни Ганна, ни Иван не могли до утра уснуть. Потом шоферы на машине привезли полутораметровые толстые трубы, нарезанные автогеном.