Ивановская горка. Роман о московском холме.

— Здесь мы и остановимся, — неожиданно тонко возгласил он, располагая своих послушных спутниц полукругом; но стоило Ване-Володе лишь слегка приглядеться к их лицам, как он тотчас же принуждён был сменить первую цель охоты. Тут отчетливо пахло женою! Он не мог сразу определить в точности где, но явственно неподалеку: то ли по их же Подколокольному в крайнем доме, именовавшемся среди своих «Телешовским», где помещалось городское общество охранителей памятников, либо же наискось вверх по пригорку, но тоже не далее полуверсты, в здании Исторической библиотеки, видал он не однажды мельком нескольких из них, — главное, что те, несомненно, сопутствовали Вере в образовательных прогулках по городу или скучноватых краеведческих вечерах, на которые она против воли частенько прибирала с собою супруга. Теперь же он прямо под ложечкою ощутил сосание, что через них-то и ведёт к ней самый надёжный, хотя наверняка тоже петлистый путь.

25

Между тем его невольные провожатые столпились прямо под домом с тринадцатым нумером — колокольнею, давшей имя всей улочке, — в подножии которого некий неуёмный рукосуй вывел анилиновыми красками целый зверинец: гусыню, поросёнка, лису и прочую человекообразную живность из мультфильмов, на челе их поместив ещё губастого верблюжонка, прямо в висок изображению которого впивался живой чёрный кабель расположившейся внутри гальванической печи. Ваня-Володя под этим несчастным чудищем и пристроился, чтобы хорошенько слышать рассказчика и наблюдать его ведомых, но вместе с тем самому высовываться поменьше.

— Тут у нас наилучшая точка отсчёта, — заявил путеводитель и пояснил несколько попространней: — Направо рядом Подколокольный переулок втекает в площадь бывшего Хитрова рынка, и как она ни изменилась внешне, внутри вычиненных фасадов сохранились доселе почти что полностью все её прежние дома. На самом углу стоит трактир «Каторга»; наискось стрелку Свиньина переулка с Петропавловским занимает так называемый «Свиной дом», петропавловская часть коего звалась ещё отдельно «сухим оврагом», а свиньинская — «утюгом»: это была самая, пожалуй что, знаменитая московская ночлежка. Здание напротив заключало в себе некогда два трактира — «Пересыльный», облюбованный нищими да барышниками, и «Сибирь», посещавшуюся ворами, скупщиками краденого и прочими им подобными катами. В глубине участка по Хитровскому, ныне Максима Горького переулку, в старинной усадьбе Лопухиных было ещё лежбище «раков» — портных, пропивавшихся дословно до положения риз и потом, не имея возможности из-за срамного вида выйти наружу, иглою зарабатывавших себе на новую одежку, укрываясь под нарами, аки рак под корягою.

Слева проходит Солянка, древняя дорога на Владимiр...

Глянув в ту сторону наскоро, Ваня-Володя увидал в устье Малого Ивановского медленно бредущую без дела понурую фигурку Соньки Рачихи; но рассказчик, словно подхватив у Катасонова с Евдокией череду угадывания его немудрящих соображений, тотчас продолжил:

— А наверх взбирается Подкопаевский, перенявший прозвание храма над нами. Оттуда текла когда-то, ещё до основания Москвы, речка Рачка, чуть более версты длиною, впадавшая раньше в Москву, но теперь подземным ходом отведённая к Яузе.

Холм же, у подножия которого мы стоим, и есть главный герой нашего сегодняшнего путешествия —

Глава первая

К ИОАННУ ПОСТНОМУ

1

«Этот город занимает открытое местоположение: куда бы ты ни пошёл, видишь луга, зелень и деревни в отдалении, ибо он расположен на нескольких холмах, высоко, в особенности Кремль. При каждом доме есть непременно сад и широкий двор; оттого говорят, что Москва обширнее Константинополя и более открыта, чем он: в этом последнем все дома лепятся один к другому, нет открытых дворов, а дома в связи между собой; в первой же много открытых мест, и улицы её широки...»

2

— Такою увидал Москву в середине семнадцатого столетия архидиакон-сириец Павел Алеппский, приехавший сюда вместе со своим отцом, Аитиохийским Патриархом Макарием, — раздельно выговорил ведун, привычно давая срок для записыванья опорных имён и дат своим подопечным; а затем спрятал в подсердечный карман круглоуглую карточку, откуда дословно вычел всё описание, и далее пустился уже излагать наизусть, обративши лицо кверху, но глядя на деле глазами, завороченными белками наружу, куда-то в самую середину себя:

— Помните, у нас уже был недавно разговор о том, почему ему показались тут большие высоты, в то время как тою же порой посетившие город западные пришельцы оставили печатные свидетельства, будто бы Москва выстроена на совершенно гладкой равнине?..

Действительно, тогдашние люди и внутренний и внешний свой мiр воспринимали образно, точнее, преобразовательно, и там, где на пересечённой местности Среднерусской возвышенности гостю с Запада открывались безконечно плоские восточные дали, взор подневольного турецкого христианина под покровом природного вида искал сверхприродный: седмихолмие Третьего Рима.