Возвращаясь снова к «ивановским» встречам с Тарковским, я отчетливо понимаю: уже тогда он предчувствовал свое будущее и мучился от этих предчувствий. Недаром ему снилось, что он уходит из дома… Кто знает, может быть, наши вечера каким-то образом смягчали тревогу Тарковского. Среди земляков он становился светлее, спокойнее (Кстати сказать, Тарковские в тот памятный вечер помирились на наших глазах. «Хорошо было… Вы его отогрели», — с этими словами уходила от нас Лариса Павловна).
Уехав из Иванова, Андрей Арсеньевич не порывал связи с нами. Были по его приглашению в театре Ленсовета на премьере «Гамлета». Получали приветы через Анатолия Солоницына, который дважды после «мэтра» побывал в Иванове. Некоторые места из новых фильмов Тарковского воспринимались нами как своеобразные весточки землякам…
Я не думаю, что А. А. Тарковский расценивал свое пребывание в Иванове как нечто чрезвычайное. Но важнее другое: уже в 70-е годы Тарковский стал для определенной части ивановцев фигурой сакральной, воспринимаемой в особом, земляческом контексте.
Здесь особо надо выделить имя Марка Юрьевича Анцыферова (1946–2001). В 2013 году вышла книга избранных его сочинений, где большое место занимают размышления о феномене Тарковского. «Я бы <…> рискнул назвать раба Божьего Андрея, — говорил Анцыферов в одном из интервью, помещенном в книге, — святым нашей культуры. Не канонизированным, конечно. Но он поистине был образцом, на который могут равняться нынешние и будущие поколения. Он был не только мучеником, но пророком»[337]
.Степень глубокого проникновения Анцыферова в творчество Тарковского не только в статьях о художественных свершениях режиссера (особенно здесь выделятся статья о постановке «Гамлета» на сцене Московского театра Ленинского комсомола в 1977 году), но и в документальном фильме «Два Антония», где сделана попытка постижения христианского мироощущения Тарковского.
Прекрасно, что сегодня на ивановской земле проводятся дни Тарковского. На международный кинофестиваль «Зеркало» приезжают в наши края деятели кино из самых разных стран. Выходят сборники, посвященные ему. В одном из них помещен киносценарий Вяч. Океанского «Возвращение», где автор киноэссе о судьбе великого режиссера пытается открыть заповедные смыслы его жизни: «зов родины и потерянный рай, семейный очаг и человеческая бездомность, гроб и колыбель…»[338]
.Постигая связь Тарковского с его «малой родиной», мы открываем бытийные основы «ивановского мифа». А это постижение бесконечно.
«В обществе, где правят бал Ад страданий и Ад наслаждений <…> трудно жить писателю, который видит свое предназначение по Пушкину и по Толстому. Это все равно, что проповедовать добродетель среди жителей Содома и Гоморры. Закидают камнями. Впрочем, какое же это общество? Оно давно развалилось, раскололось на партии, кланы, малины и ту аморфную, обездоленную массу народонаселения, которую держит в страхе наглый и вооруженный до зубов Хам».
Эти отчаянные слова взяты из очерка Виталия Сердюка «Бегство из ада», посвященного Александру Малышеву.
Судьба Виталия Ефимовича Сердюка (1934–2009) тоже по-своему драматична. До развала Советского Союза он многое сделал, чтобы очеловечить «ивановский миф», мыслимый им в советско-русском развороте. Иваново, родина Первого Совета, виделось В. Сердюку как место, где начиналось, жило и продолжает, несмотря на все трудности, жить истинное народовластие. В статье «Народовластие», опубликованной в «Литературной газете» 9 января 1985 года писатель рассказал о своей давней встрече с депутатом Первого Совета Петром Ивановичем Румянцевым: «Совершенно отчетливо помню облик крепкого еще старика с коротким глубоким шрамом (след избиения черносотенцами) на круглой бритой голове. Память у него была удивительно ясная, хотя в ту пору шел ему девятый десяток. Сохранилась и запись той беседы.
„Знаете, откуда пошло это слово „Совет“? Сразу же после выборов на Талке решили собраться все депутаты вместе. Но затянули что-то с началом. Тогда ткачиха Степанида Светлякова, а за ней и другие женщины стали возмущаться: „Мужики, да советуйтесь вы побыстрей, печи же дома не топлены, ребятишки не кормлены“. Так и пошло — Совет да Совет…“».
И далее В. Сердюк пишет: «Мне нравится эта простая история. Своей безыскусностью, какой-то даже наивностью и чистотой. Кто-то, возможно, усомнится, что именно так и было. А мне нравится, что у истоков таких святых понятий, как „Совет рабочих депутатов“ и „Советская власть“ народная молва поставила женщину да еще с таким красивым русским именем — Степанида Светлякова».