«Ивановский миф» и литература

Роман «Без креста» — произведение в равной мере историческое и современное. Роман начинается с того, что однажды, взглянув в зеркало, повествователь увидел в нем собственное отражение, которое ему очень не понравилось: «Из темного стекла проступало худое лицо с многодневной щетиной, прямо-таки с гулаговскими морщинами и впалыми щеками, с нездоровыми тенями под глазами». Но главное не это. Главное — взгляд. «Взгляд был чужой — отрешенный, бесстрастный, даже какой-то мертвенный. Темные глаза были пустые, немигающие, словно замороженные и смотрели сквозь меня…».

Из зеркала смотрел Нечаев — двойник повествователя, который будет постоянно преследовать его, мучить, вырывая самые тайные признания. И среди них такое: «Человек, может, и звучит гордо, но какое же это чудовище! Нет, никакие слова уже не убеждают, не отвращают от зла, мерзости и преступлений. Слово девальвировалось, оно, как резиновый шарик, отскакивает от бронированных створок сердца. Взорвать броню может разве только собственная боль, собственная Голгофа. <…> Не раз ловил себя на мысли, что вот-вот захлебнусь этой чернотой, этой ненавистью ко всему, что творится на моей земле. Как же, оказывается, тяжел путь от розового безумного оптимизма периода развитого социализма к тем пессимистическим реалиям России, к сегодняшней сути людей, общества, системы, которая вдруг проявилась во всей своей неприглядности и жути, низости, лжи и крови!»

Мотив двойничества в романе «Без креста» заставляет вспомнить Достоевского. Как и у великого романиста, за двойничеством героев В. Сердюка — судорожный поиск истины, извивы беспокойной совести, жаждущей покаяния и пока не находящей его.

В. Сердюк избрал для своего романа весьма непростую форму повествования: роман в романе, где возникают сложные соотношения между основным героем, Нечаевым, и автором, повествователем, издателем книги. Такого изощренного в композиционном плане произведения в ивановской литературе еще не было. Но эта изощренность — не пресловутая постмодернистская игра, а насущная художественная необходимость, мотивированная поиском новой концепции жизни, а применительно к нашему случаю — кардинальным пересмотром «ивановского мифа».

Этот пересмотр идет в последнее десятилетие и в той части творчества В. Сердюка, которая непосредственно связана с общественно-культурной летописью ивановского края. Пожалуй, никто из ивановцев так много не писал о том, что было и что есть теперь в культуре, литературе на «отчей земле».

В книгах «Долг» (1990), «Судьба писателя» (2000), как и в романе «Без креста», писатель во многом освобождается от «розового оптимизма» времен «развитого социализма» и начинает как бы заново реконструировать прошлое без всякого литературного глянца. И оказывается, например, что между культурой и властью в городе Первого Совета не было полного единства в те годы, когда в Иванове шла бесконечная пропаганда революционных и трудовых традиций, преемственности поколений и т. д. В последних книгах В. Сердюка множество примеров волюнтаристской политики местной власти в области культуры. Обращаясь к брежневскому времени, автор книги «Долг» вспоминает, например, с какой помпой открывалась в Иванове стела с портретом Л. И. Брежнева. «Отделанная мраморной плиткой, эта „малая архитектура“, — комментирует В. Сердюк, — влетела заказчику в копеечку. А ведь первый секретарь обкома (В. Г. Клюев, — Л. Т.), сделавший этот жест за чужой счет, не мог не знать о трудном положении в экономике страны, не мог не видеть тотального попрания демократии и пышного расцвета культа личности. Видел! Да и сам он был одним из столпов, на котором держался человек в тяжелом от наград пиджаке». Кстати сказать, эту стелу уже в те времена остроумные ивановцы, принимая во внимание ее близость к трамвайной остановке Станционная, окрестили «Станционным смотрителем».