«Ивановский миф» и литература

Город пчеловодов и огородников, представленный в «Меде и крови», как пишет новейший исследователь романа Колоколова, напоминает о городе-государстве древнегреческого философа Платона. «У Колоколова те же, что и у Платона, столпы государственности: лекарь, законник (нотариус), мудрец-пчеловод. Так же представлены социальные слои: стражники, мастеровые и ремесленники, уездный народ, витальная энергия которого нуждается в духовном пастыре. Близки платоновской трактовке понятия добродетели и порока, света истинного и ложного, покоя как промежуточного состояния между страданием и вожделением. Гербом городка стала „яблонная ветвь с вечной работницей, божьей любимицей“ — пчелой. Есть и „летающие трутни“, которые искушают местных тружеников честолюбивыми или корыстными соблазнами, внося раздор в веками отлаженный быт „благословенного края, природой и богом оберегаемого от всяких потрясений“»[185].

Однако нельзя не заметить грустно-иронической улыбки автора при описании «медового» города. Этот город, как бы законсервированный в «природном» времени, обречен. Он не слышит времени исторического, а потому наивен и порой нелеп. Потому и не проходит испытания войной и революцией. Не сбылись мечты прекраснодушного доктора Долгова, которыми он делится с философом-пчеловодом Мефодием Герасимовичем: «Я мечтаю о том, как после войны у нас заколосится небывалая рожь, зашелестит невиданная пшеница, как поднимутся миллионами прекраснейших деревьев новые огромные сады и раздадутся вширь наши огороды. И тогда сбудется ваше заветное желание, Мефодий Герасимович: люди отвернутся от всякого убийства, облагороженные люди вовсе откажутся от убоины, вся Россия перейдет на растительную пищу. Ха! Утопия? Нет, верю»[186]. И все-таки, конечно, утопия. Не заколосилась небывалая рожь. Не доброта, а ненависть растет в людях яблочно-медового города. В городе запахло кровью, смертью. В него вошла накатовщина.

Образ чекиста Накатова один из самых интересных в романе. Для нас же он важен тем, что имеет прямое отношение к нечаевской стороне ивановского мифа.

Накатов — не злодей, не выродок, находящий мрачное удовольствие от убийства врагов революции (известны и такие типы в нашей литературе). Герой Колоколова вытравляет в себе человеческое во имя счастья трудящихся. В прошлом врач, он однажды решил, что помочь человечеству можно не лекарством и добрым участием, а кровью, ядом, пулей. В этой идее его укрепляет город, «где остались товарищи по тюрьмам и ссылке и кипучие фабрики, в которых для председателя чеки, поверившего в возможность обновить жизнь ценой крови и жестокости, до сих пор оставалось много тайного…»[187]. Ему город пчеловодов и огородников ненавистен в силу своего растительного существования. «В этом медоточивом городке, — признается Накатов в письме революционному соратнику, — я как никогда в жизни почуял в мещанстве злейшего врага революции. Из глаз квартирного моего хозяина, из глаз встречных на улице ползет на меня осуждение, не страшное и бессильное, но омерзительное, как тонкий голосок скопца. Это самый приторный чад, в котором сплелись запахи меда, воска и деревянного масла. Может быть, я лишь угорел немного; угар должен пройти, как только я приеду к вам и подышу воздухом рабочего города»[188]. Мед для Накатова — чад, дым фабрик — глоток кислорода. За этим парадоксом — утрата гармонии жизни, разрушение личности.

Накатов болен. Болен, потому что не может истребить в себе до конца жалость, воспоминания об «острых, поднятых к плечам, худых лопатках» расстрелянной молоденькой жены офицера. Не может оставаться спокойным, когда к его холодному сапогу жмется щекой старуха-мать арестованного им студента Соболева… Но лечит он болезнь новым насилием над людьми и в конечном счете над собой.

Одна из самых психологически сильных коллизий в романе связана с отношением Накатова к своему злостному врагу, атаману банды «зеленых» Тишке. Этот садист, забивающий хлебом рты красноармейцев продотряда, в какой-то момент (после чтения его предсмертного письма) вдруг кажется Накатову примером «настоящего командира», хотя и слепого. «Какая силища и воля! — восхищается председатель чека. — Сердце в кулак зажато… если бы этот голос — не с другого берега!». Вот и прорвалось страшное бакунинско-нечаевское начало в коммунисте Накатове. Ненависть прежде всего!

В финале романа больной Накатов вынужден обратиться за помощью к доктору Долгову. И снова возникает в высшей степени противоречивая ситуация. С одной стороны, казалось бы, город победил Накатова. Он умирает. Но, с другой стороны, гуманист Долгов уже вкусил каплю накатовского яда и готов убить ненавистного ему чекиста. Накатов, понимая терзания доктора, уходит из жизни победителем.

Тяжелый, страшный роман написал Николай Иванович Колоколов. За ним, как и его повестями, рассказами второй половины 20-х годов, ощущается беспокойная, смятенная душа самого автора.