«Ивановский миф» и литература

Другой рассказ из «Ивановской трилогии», носящий название «„Стенька Разин“ на Уводи», посвящен поэту Серафиму Огурцову. Еще при жизни он стал легендой в Иванове. «Мой друг Серафим Огурцов, — говорится в начале рассказа, — был первым мечтателем в городе… Я его звал Серафим, Сима. Он имел еще псевдоним — Херувим Редькин, придуманный не для того, чтобы скрыть настоящее имя, а для того, чтобы лишний раз оттенить его. А был он круглолиц, пунцов и голубоглаз, с шапкой чудесных льняных волос, с толстыми влажными губами, добрый лирик, юноша застенчивый и нежный. Но он принадлежал к тем поэтам, о которых говорят, что не он владеет талантом, а талант им»[194].

Серафим был болен прогрессивным параличом, усугубленным сонной болезнью, но недуг не мог победить мечтательной души Серафима, его детскости и потрясающего бескорыстия. «Получив деньги в редакции, он, не дойдя до дому, тратил их на яблоки, крендели и сласти, которыми оделял уличных мальчуганов и встречных девушек, а домой приходил без единой копейки.

В городе у него было двести тысяч близких, задушевных друзей. Каждому он хотел сделать что-то хорошее: подарить стихи, поцеловать, угостить яблоком, сказать звонкое, ласковое слово… Его же знали все — от пятилетних детей до дряхлых стариков. И все его любили, как любят своего сына трогательные родители» (302).

В центре этого рассказа — грандиозное действо, задуманное Серафимом: на реке Уводь при тысячном стечении народа он решил поставить спектакль по своей пьесе «Стенька Разин». Нанял плотников для строительства помостов и стругов, пригласил актеров. Город запестрел огромными афишами о предстоящем спектакле. В воскресный день нескончаемые вереницы двинулись в парк посмотреть на огурцовского «Стеньку». «Гремели оркестры. Пыль стояла над городом: грузовики, набитые людьми, ехали в парк и пустые возвращались за новыми пассажирами» (306)… А в это самое время Серафим мчался на извозчике на вокзал, спасаясь от надвигающегося гнева публики. Оказывается, пьесу о «Стеньке Разине» он так и не дописал, объясняя это так: «Не дописал я потому, что плотники больно уж хорошие ребята. Пока они делали струги да помост, я им все стихи читал. Так время и прошло.

По щекам Серафима катились крупные детские слезы…» (307).

Но самое интересное, как повела себя обманутая публика. Не разгневалась она на любимого поэта. «Никто не захотел уходить из парка. Когда-то теперь еще попадешь на лоно природы?

Неожиданно многие захотели пива. Я видел, как чокались серьезные ткачи.

— За что же мы выпьем, братцы? — рассудительно спросил один.

— Как за что? За Серафима Огурцова! Ах, проказник, ах, золотая душа!

— Ну, так выпьем, братцы, за Серафима Огурцова.

И тогда же над Уводью, по широкому долу, поплыла песня… „Из-за острова на стрежень…“» (307).

«Ивановскую трилогию» Вихрев писал уже после выхода в свет своей главной книги «Палех» (1930). И это обстоятельство лишь подчеркивает внутреннюю связь палехской темы с «ивановским» мифом. Ефим Вихрев хотел увидеть в революции процесс духовно-нравственного раскрепощения народа. Социализм был дорог ему самодвижением массового человека к культуре, которая была не только вовне, но и внутри самого этого человека. Потому так и дороги были Ефиму Вихреву ивановские мечтатели, сокрушающие тюрьму, поэты-чудаки вроде Серафима Огурцова. Потому и прикипел так сердцем Вихрев к Палеху.

В его очерках о палешанах Иваново предстает как город-камертон в строительстве новой жизни, как «город, подобный черновику гениального произведения, в котором каждая строка, каждая улица — могучая мысль, еще не затвердевшая в строгой форме» (очерк «Город на Уводи»)[195]. Новый Палех в представлении Вихрева «приемный сын Иваново-Вознесенска». И тот, и другой, освобождаясь от химер прошлого, живут, по мысли автора, радостью творчества. «Из Иванова, как и из Палеха, — пишет Вихрев в очерке „Город на Уводи“, — уезжаешь в одинаково приподнятом, радостном настроении: радость творчества пронизывает эти два мира — мир полноцветных миниатюр и не менее полноцветный мир хлопчато-бумажных мануфактур»[196].

Очерк Вихрева «Соцветие Иванов» начинается с обыгрывания имени заглавного города области: «Иваново звучит предельно просто, что очень соответствует характеру самих ивановцев. Но под этой простой и бедной одеждой скрывается внутреннее богатство, счастливая несхожесть и самобытная красота». А дальше Вихрев говорит о том, что «революция, возродившая Палех и отдавшая его Иванову, захотела как бы подчернуть это свое веление удивительным именным совпадением: возрожденный Палех— это не что иное, как маленькая кучка Иванов и Ивановичей: Иван Михайлович Баканов, Иван Васильевич Маркичев, Иван Петрович Вакуров, Иван Иванович Голиков, Иван Иванович Зубков, Алексей Иванович Ватагин…» (46).