«Ивановский миф» и литература

Над полем лоза розовеет,
Дымится апрельская таль.
Виденьями юности веет
Минувшая зыбкая даль.

Ау, моя молодость! Где ты?

Растаяла в снах, в забытьи.
Как смутные звоны, распеты
Туманные годы мои.

Качает сережками ива,

Синеет апрельская таль, —
И грустно душе, и счастлива
Весенняя радость-печаль.

(«Ау», 1925)

И еще одно поддерживало Семеновского в трудное для него время. Поддерживала семья. Жена — Варвара Григорьевна. Сын — Коля. В них поэт обрел крепкую душевную опору. В частной жизни открывалась духовная глубина человеческого существования, которой так не хватало живущим рядом поэтам, считающим личную жизнь чем-то второстепенным.

Самые светлые стихи конца 20 — начала 30-х годов Семеновский посвящает любимой женщине. Среди них такие замечательные произведения, как «Юных глаз счастливое сияние…», «Только б нежностью лучиться…», «Тебе неприятны мужчины…» и др.

Сейчас, когда мы немало знаем о жене поэта, можно утверждать, что Варвара Григорьевна стала для него не просто спутником жизни, но и его «берегиней», человеком бесконечной преданности мужу. В неопубликованных письмах В. Г. Семеновской П. А. Журову все это предстает с особой отчетливостью. Вот лишь фрагмент из ее письма от 17 октября 1960-го о начале их взаимоотношений и совместной семейной жизни: «Встретилась я с Митей в 1922 году в мае месяце. Со своим товарищем он пришел к нам в институт слушать лекцию о западной литературе профессора Петровского. Познакомила меня моя подруга Клавдия Соколова. Нас сразу же потянуло друг к другу. Митя поразил меня своими грустными глазами, своим необычным лицом <…> Мы стали встречаться и горячо полюбили друг друга. Он старше меня, я казалась в сравнении с ним девочкой. Он говорил мне „ты“, я ему „вы“, Нам было радостно, весело вместе <…> В 1923 году 15 мая мы с Митей, никому ничего не сказав, пошли и расписались. А вечером в этот же день он уехал на Кавказ. Я так без него скучала, что ни весны, ни солнышка не замечала. Я до сих пор убеждена, что если бы в то время Митя разлюбил меня, я бы жить на свете не могла»[253].

В начале тридцатых годов Семеновский особенно остро ощущает свою близость к тогдашним полуопальным новокрестьянским поэтам. Он писал в уже цитированном выше письме С. Клычкову (начало 30-х годов): «В какое же время нам приходится жить. Теперь больше, чем когда-нибудь, мы должны дорожить друг другом и держаться один за другого. Нас так немного! И все-таки, несмотря на ужасы, окружающие нас, верится, что наши страдания не напрасны»[254].

Среди поэтов, дружбой с которыми дорожил Семеновский, значится и Николай Клюев, подвергаемый тогдашней критикой особому остракизму.

В письме от 7 мая 1932 года, адресованном жене, Дмитрий Николаевич рассказывает о встрече с Клюевым: «Я вчера у него был, слушал его стихи, читал свои. Он говорил:

— Очень прекрасно. Ваши стихи от настоящей поэтической природы.

И даже вспомнил строчки Некрасова:

Выстраданный стих, пронзительно-унылый
Ударит по сердцам с неведомой силой.

„Пронзительно-унылыми“ он назвал те стихи, которые я читал: „Нищая, нагая“, „Мы с тобою делим участь“, „Перед утром в больничной палате“. А первое попросил прочесть еще и опять говорил:

— Очень, очень прекрасно!

После его похвал я не ходил, а летал: ведь хвалил настоящий поэт, может быть, лучший из современных русских поэтов»[255]. Из перечисленных в письме стихотворений широко известно лишь последнее, вошедшее в сборники под названием «Перед утром». Первое, «Нищая, нагая», не найдено. Последнее сравнительно недавно было опубликовано О. Переверзевым в газете «Рабочий край» (1994, 13 мая), и его имеет смысл процитировать здесь целиком: