Иванушка на курьих ножках

– Именно потребовал – не попросил, не заныл, не умолял, – нагло приказал: «Сейчас деньги принесу, и скажешь, что ты их спер». Я ответил: «Никогда!» Фокин начал меня пугать, сказал, что у него в Питере много друзей, которые по его приказу зарежут мою мать. Я засмеялся: «В Питере никого не знаю, а матери у меня нет! Лучше уходи, а то расскажу, зачем ты приперся!» И он позвал Комова с Парковым. У первого взгляд стеклянный – он опять где-то таблеток раздобыл и наелся, – у второго вид бешеный, обострение сумасшествия. Они мне рот заткнули, начали бить, шипели: «Если не согласишься, жив не останешься». В конце концов я сознание потерял. Очнулся в больнице, рядом полицейский: «Рассказывай, что случилось». И я все рассказал. В клинике провел три месяца, потом вернулся в интернат. Моих мучителей не было. И вообще, весь класс сменился, один я из прежних учеников остался. Но персонал был прежний, а меня повариха Серафима Ивановна любила. Меня как увидела, заплакала: «Сволочи, что с тобой сделали!» Вид у меня был эпический! Левая рука висит, не работает! Зубы выбиты, правая ушная раковина кое-как пришита! Дышу как собака, ребра поломаны – они срослись, но еще больно было. Все раны перечислять не стану, список большой. До кучи сотрясение мозга. Серафима меня обняла, рассказала, что, когда меня, всего избитого, утром нашли, Степан сообразил, что дело пахнет керосином. Подельники у него послушные, но едва им пригрозят – вмиг главаря сдадут. Фокин деньги прихватил и удрал! Далеко не ушел, решил через забор перелезть, а сторож проснулся, поймал беглеца. Драка затеялась, Степан мужика с ног сбил, тот упал. Школьник камень с дороги взял, давай охранника бить. И тут ворота открылись, продукты привезли. Парня схватили, секьюрити в больницу повезли, тот по дороге умер. Понимаете расклад?

– Сколько ему тогда лет было? – тихо осведомился я.

– За неделю до того, как деньги спер, четырнадцать стукнуло, – улыбнулся Виктор. – Случись все дней на десять раньше, Степана, скорее всего, могли просто домой отправить. А с четырнадцати лет уже уголовная ответственность. Суд состоялся, зал закрыли и никого не пускали. Это мой отец постарался. Он тогда совсем высоко взлетел. Ко мне никогда не приезжал, ни одного яблока не передал, но после того происшествия у меня появился адвокат, он от меня не отходил. Я все честно рассказал. Степан заорал: «Он врет! Его били другие!» Судья подростка заткнуть попытался. Куда там! Парень давай орать, что Комов и Парков виноваты, а он белый ангел. Тех подростков родители отмазали, денег всем отсыпали, справки от врачей представили, из которых следовало, что их сыновья – психически больные люди.

Виктор допил чай.

– Оно, в принципе, правда, но тогда вопрос возникает: почему сумасшедшие оказались в гимназии вместе с нормальными детьми? Ответ прост: папаши с мамашами не хотели, чтобы на отпрысках висел психиатрический диагноз. Потом на работу хорошую не возьмут, они личную жизнь не устроят. Вот только справиться самостоятельно с таким отпрыском очень сложно. И в тайне ненормальность не сохранить, если ученик посещает обычную школу, во дворе с соседями сталкивается. Вот и отдали в хитрую гимназию. В этом учебном заведении все учащиеся были с большими проблемами. И отмазать тех двух, что меня колотили, сумели, потому что денег немерено отсыпали и школа была особая, из нее никакая информация наружу не вытекала. А за Степана ни копейки не дали. От него семья отреклась. Отец к тинейджеру на свидание приехал, на минуту буквально, сказал: «Ты нам с матерью больше не сын», – и ушел. А судье на заседании балаган надоел, он спросил подсудимого: «Охранника камнем по голове тоже Комов и Парков били?» И в конце концов получил Фокин шесть лет. Больше я его не видел, и слава богу. Я остался в интернате. Ко мне приехал мужчина, назвался писателем Павлом Подушкиным, привез свои книги. Сказал, что судья – хороший его знакомый, попросил со мной поговорить. Рассказал, что Комова и Паркова родители заперли в каких-то клиниках. А у Степана есть брат-близнец – хороший, тихий отличник. Из-за преступления, которое совершил Фокин, вся семья оказалась вынуждена уехать в другой город. Я не очень обрадовался посетителю, но нельзя же его прогнать! И потом никак с ним расстаться не мог. Подружился с литератором, золотой человек оказался. Несколько раз домой к нему приезжал, когда вы были на даче, а ваша матушка на курорте. Это он мне посоветовал живописью заняться, когда увидел, как я рисую. Вот такая история.

– На могиле отца в день его рождения, в годовщину его смерти и почему-то еще в какой-то день появляются красные розы. Их вы приносите? – сообразил я.

– Знаю, что литератор не был обожателем букетов, – улыбнулся Виктор Маркович, – но чем еще порадовать покойного? А «еще какой-то день» – это день моего знакомства с вашим папенькой.

Глава двадцать восьмая

Прошла неделя. Во вторник после полдника к нам приехали Валерия, Леокадия, Мариус и Эмилия. Последняя слишком ласково улыбалась всем, и это меня насторожило.