Ивница

Застучали, как дождинки о железо чуткой на всякий стук кабины тонкие, без маникюра, пальцы. Шофер нажал на тормоза, схваченные тормозами колеса жалобно взвыли и возле памятного мне сосенника остановились. Я не знал, что мне делать: ехать дальше в сторону Воронежа или сойти вместе со своей случайной спутницей? Сошел, поблагодарив шофера за тот ветерок, с которым он промчался по Задонскому шоссе. Ветерок долго не выходил из моей головы, и создавалось такое ощущение, что я все еще куда-то мчусь, лечу навстречь ощупывающим длинно вытянутый (с выбоинами) асфальт тоже куда-то мчащимся огням. И только сухой неумолчный треск кузнечиков подсказывал мне, что я стою на земле, на покрытой пылью дорожной обочине. Глянул на небо, все оно обложилось не такими яркими, но хорошо видными звездами, они такие же, эти звезды, какими я их видел вон из того сосенника, когда чувствовал, что я – какой бы я ни был – был нужен и командиру роты, и командиру батальона, больше того – Родина, родная земля, она не могла обойтись без меня, я был ее защитником, ее воином. Я боялся хотя бы на минуту покинуть самовольно свой окоп, свою позицию, а тут хожу, брожу, разъезжаю на попутных машинах, и нет (никому-то нет) никакого дела до моего бродяжьего посоха. Может, еще раз затянуть в сосенник, но я уже не увижу в нем ни капитана Банюка, ни Вали (батальонной санчасти), ни Тютюнника, ни Адаркина… Да я вроде остерегаюсь, я вроде чего-то боюсь, подумываю о ночлеге, о какой-то крыше над головой.

Действительно, хотелось где-то приклонить голову. Сориентировался и взял курс на Подклетное. На дом приезжих я не рассчитывал, хорошо зная, что такие дома бывают только в районных центрах, думалось: пересплю в правлении колхоза.

Подклетное… Бесконечно длинное невзрачное село, оно едва ли упоминалось в сводках Совинформбюро, но сколько на свете матерей, сколько еще живых – дай Бог им доброго здоровья! – наших русских (да и не только русских) старушек, которые до сих пор не ведают, где покоятся косточки их возлюбленных сыновей, и я не ошибусь, ежели скажу: много-много косточек лежат в Подклетном.

Вспомнил о правлении колхоза.

– А у нас правления колхоза нет, – враз разрушила все мои планы прикрытая ровно подстриженной челкой, куда-то спешащая девушка.

– А что же у вас есть?

– Есть клуб, если хотите, я вам покажу его.

Клуб светился всеми окнами, и я ожил, когда встретился с заведующей клубом Раисой Боряевой. Предъявил ей «охранную грамоту», которой я предусмотрительно запасся и в которой, между прочим, говорилось, что я фронтовик и что я решил совершить путешествие по следам своей воинской части. Дальше высказывалась просьба, чтоб соответствующие организации оказывали мне соответствующую помощь.

– Чем же я вам могу помочь? – участливо спросила озабоченно-хрупкая, вся беленькая, как майская яблонька, Раиса, Раиса Дмитриевна.

– Мне бы где-нибудь устроиться на ночлег.

– А где я вас устрою?

– Где угодно, только поближе к людям.

– К старым или молодым?

– Сообразуясь с моим возрастом.

– Возраст у вас подходящий…

Раиса Дмитриевна – уроженка Курской области, она не забыла свое родное село Ясенки. А когда узнала, что я намерен пройти и по курским селам, посоветовала мне побывать в Ясенках.

– Красивое местечко. Речка. Лес.

Я сказал, что, возможно, загляну в Ясенки, хотя знал, что заглянуть в это село вряд ли удастся: у меня свой маршрут, и я не думал от него отклоняться.

– Вы, может, кино посмотрите?

Почему бы и не посмотреть, тем более, я давно не был и в сельском клубе, давно не видел сельской молодежи.

Раиса (я буду называть ее только по имени, она еще очень молода) провела меня в зрительный зал, усадила на деревянную скамейку. Не скажу точно, какой шел кинофильм, помнится, что-то повествовалось о разведчиках, об их удивительных подвигах в немецком тылу. Сама Раиса встала у двери: наседали безбилетники, нахальные парни в надвинутых на уши маленьких (как конфорки) кепках. Раздвигая надвинутые на уши конфорки, вошли трое мужчин. Думалось, что они уймут хулиганствующих парней, но взрослые дяди не обратили на них никакого внимания. И все-таки было заметно, что в клуб они явились с какой-то заранее определенной целью. Когда оборвалась кинолента, один из мужчин, в шелковой, с замочком, бледно-голубой сорочке, подсел ко мне. Я ждал, что он что-нибудь скажет, возможно, спросит, какая идет кинокартина, но он молчал. Я тоже молчал, чувствуя, что мне не отмолчаться, что мужчина в бледно-голубой сорочке все-таки что-то скажет.

И он сказал:

– Я извиняюсь, нам нужно проверить у вас документы.

Я не воспротивился, но решил узнать, что за люди интересуются моей личностью.

По вынутому из брючного кармана обернутому в целлофан билету я узнал, что разговариваю с оперуполномоченным Семилукского отделения милиции.

Мой членский билет Союза писателей, видимо, показался подозрительным и ни в коем разе не соответствующим моему внешнему виду.

– А паспорт у вас есть?

Пришлось предъявить паспорт и «охранную грамоту».