— А что насчет тебя, Слава? — нерешительно спросила Абрамцева, подняв на него взгляд чуть покрасневших глаз. — Твою тоже?
— Я не так упрям, не так тщеславен и не так талантлив. — Давыдов слабо улыбнулся. — Потому вынужден принимать вещи такими, какие они есть. Данность такова, что Дэн погиб, наша Птица по нашей же вине сделалась убийцей и ей грозит ликвидация, Смирнову — разжалование и позорная отставка, планете — экспериментальное терраформирование с неясными последствиями. Хуже не придумаешь.
— Хуже просто некуда.
— То решение, о котором ты говорила — полностью убрать машинные ограничения… — Давыдов внимательно посмотрел на нее.
— Ну?..
— Пока слушал тебя, вдруг вспомнил про «противоестественное подобие»: если все, как ты говоришь, получается, что даже в искусственной форме жизни человечество вынуждено повторять само себя, потому как это лучший или даже единственный путь: пресловутый коридор Стабиртона, — сказал Давыдов.
— Наверняка не единственный. Но иного мы до сих пор не обрели — даже в мыслях; возможно, потому как и не стремились? У нас одна на все палата культурных мер и весов: в ней есть гирьки с гравировкой
— Подлинная
— Спасибо тебе, Слава. — Абрамцева через стол по-мужски протянула ему руку. — Что откликнулся тогда на приглашение, что снова готов помочь. Спасибо от меня… от нас обоих.
Взгляд Давыдова, следуя за ее взглядом, обратился к фотографии на полке. Абрамцев дымил сигаретой, глядя куда-то мимо них, за окно, в черную, непроглядную ночь Шатранга, где небо было неотличимо от земли.
— Его тень… будет всегда стоять между нами, — прошептал Давыдов; в его голосе было больше утверждения, чем вопроса.
— Он бы этого не хотел. Но данность есть данность, — так же, шепотом ответила Абрамцева и добавила уже нарочито деловым тоном:
— Так что ты собираешься делать?
— Утром поедем на Дармын и обсудим все со Смирновым и Белецким, — сказал Давыдов. — Игорь наверняка против не будет. А из Смирнова ты веревки вьешь. Если вы с Игорем сумеете подтвердить твое предположение, останется только вынудить Каляева улететь с Шатранга, несолоно хлебавши.
— Это может оказаться непросто.
— Понадеемся на лучшее. В конце концов, не будет же он вечно тут сидеть.
— Не будет, — согласилась Абрамцева. — А, значит, будет действовать. Не знаю, что он затеял — но мы должны его опередить.
В семь часов утра она вызвала двухместный электромобиль, надеясь оказаться на территории Дармына за полчаса до начала рабочего дня Смирнова и встретиться с ним, как только он приедет. Но машина пришла с четвертьчасовым опозданием, и на этом неприятности не закончились.
На полпути между поселком и базой тяговый электродвигатель затрещал и заглох.
Давыдов связался с диспетчерской через портативный коммуникатор, но сонный диспетчер не смог дистанционно настроить в автопилоте остановку в неположенном месте, и присланный на замену электромобиль проехал мимо. От места поломки Дармын находился больше чем в пятнадцати километрах. Оставалось только ждать, пока диспетчер разберется, какой-нибудь автолюбитель на личной машине с ручным управлением их заберет или выйдет на работу ремонтная бригада.
— Каляев все-таки хороший техинспектор: он предупреждал, что эта модель у нас вот-вот начнет ломаться, — заметила Абрамцева. Ей овладело какое-то безнадежное спокойствие. — А вы с Дэном, похоже, переоценили неотвратимость грядущей автоматизации.
Диспетчер мямлил что-то невразумительное, а бледное пятно солнца поднималось все выше. Давыдов, выругавшись сквозь зубы, вышел из машины и открыл капот.
— Ты умеешь их чинить? — удивилась Абрамцева.
— Четверть века назад увлекался, а эта модель как раз тех лет разработки: удачное совпадение. — Давыдов криво усмехнулся. — Только ни ремнабора, ни запчастей нет. Так что на успех я бы не особо рассчитывал. Боюсь, нам еще долго тут торчать.
Но спасение пришло всего через три минуты: с визгом тормозов на встречной полосе остановился ярко-красный двухместный спорткар. Из открытого окна высунулся возвращавшийся с ночного дежурства Мелихов.
— Слава, что у тебя тут случилось? А… — Мелихов заметил в электромобиле Абрамцеву и осекся, слегка зардевшись. — Ты это, прости, если я помешал…
— Паша. Прав Смирнов: ты все-таки идиот, — проникновенно сказал Давыдов.
— Эй!..