Ивритская классика прошлого века

Повисла под радугой капля лазури
и, как колокольчик, звенит.
Впрягли небеса в набежавшую бурю
порыв потревоженных нив.

Они к горизонту стремительно скачут,

где полог висит дождевой,
и красные серьги с собою захватят,
вернувшись назавтра с зарей.

Гусь

В этот пригород, в этот дождливый сад,
навевающий грусть,
к этой вишне, к ветрам,
что пейзаж овевают ненастный, —
как сюда он попал, удивительный белый гусь,
одинокий, нездешний, прекрасный?

Есть зеленые братья у каждого стебля травы,

есть отец у древа, в глубоких садах запрятан,
лишь у белого гуся, как у синей дали, увы, —
ни родни, ни отца, ни брата.

Маленький ветер

Кто раскрасить сумел в темноте небеса,
превратил их в сад и расцветил?
Как один в темноте доберется в сад
этот тихий маленький ветер?

Засиявшее облачко ветер задел,

звезды бледные замирают.
Тихий ветер белый передник надел,
одуванчики собирает.

Негрустная песня

Расстелена бедность ковром обнищалым,
разбит наш стакан. Что на хлеб нам сменять?
Мы все потеряли, и ночь обещала,
что станет она нищету охранять.

Но маленький ветер негрустную песню

тихонько напел и сказал:
ваш дом – у чужих, путь к нему неизвестен,
но можно вернуться назад!

Прошедшая осень

Этот город промок – льют дожди целый день,
он в глаза мне глядит виновато,
вспоминая колодцы, сады деревень,
все иное, что было когда-то:

как красу листопада мне осень несла,

как гостей на крыльце ожидала,
как овца пожелала удачи, прошла —
и на шерсти роса засверкала.

Ну, а я, подчинившись златому ярму,

потихоньку брела вдоль забора,
чтобы в красном саду и зеленом дому
встретить дождь, что начнется так скоро.

«Освещенные окна твои затерялись в ночи…»

Освещенные окна твои затерялись в ночи,
но открыты они для молитвы моей и мечты.
Все тропинки, что к дому ведут твоему, омывают ручьи,
и тропинки эти чисты.

Ты прошел одиночество, песня сгорела в огне,

твоя песня сгорела и мудрое сердце забрала с собой.
Потому я прошу: разреши же и мне
одинокий покой.

Есть такие