Из 18 в 120

Любава все подробно записала и ушла заниматься обедом, а решила все же ознакомиться с архивом, располагающимся по соседству.

Бумаги хранились в папках, коробках, и даже деревянных ящиках. В архиве я провозилась до самого вечера. Навина заглядывала ко мне несколько раз, интересуясь, не нужно ли мне чего, и приносила мне поесть прямо в архив. Это не входило в мои планы, я боялась заляпать бумаги, да и есть одна, пока опасалась. Но в итоге чувство голода победило, и согласилась обедать и пить чай вместе с ней, переходя в мой кабинет. Также Навина периодически доставала мне папки сверху и выдвигала деревянные ящики снизу. Создалось впечатление, что она караулила у двери, ожидая, когда я ее позову в очередной раз. В деревянных ящиках оказались совсем старые документы, а также бумаги на рабочих, которых нанимали каждый сезон для сбора урожая и обработки земли. Теперь становилось более понятно, как справлялся садовник со всеми прилегающими территориями. Договоры рабочих были самыми обычными, в них было указано, какие обязанности они исполняют, каков график их работы, а также размер оплаты труда. Договоры на служащих в своем доме я нашла намного позже, и вот их я уже никак не могла назвать обычными. Помимо всех перечисленных условий, везде была прописана формулировка "Клянусь служить госпоже Элизабет Эдельвейз верой и правдой, не причинять вреда ни физического, ни морального, ни материального. Все услышанное и увиденное во время службы останется при мне и не уйдет за пределы дома. В случае нарушения клятвы, готов понести наказание соразмерное принесенному вреду". Под данной клятвой стоял отпечаток пальца каждого работника и, похоже, он был выполнен кровью. Также я видела некое сияние, исходящее от данного отпечатка. Это и было закрепление магией или искрой, как это здесь называли. Самым интересным было то, что все договоры были подписаны Алеком Перегрином. А вот договора с ним, как я не искала, найти не смогла, также как и завещания. Во многих папках были также договоры рабочих фабрики, ателье, управляющих поместий, и все их подписывал Алек. Подпись старушки также имелась и, взяв из кабинета блокнот и ручку, я многократно пыталась ее повторить. Но чем больше я пыталась сосредоточиться, тем хуже у меня получалось. Однако стоило мне расслабиться, и подпись выходила практически идентичной увиденной. Память тела работала на отлично.

Помимо этого в архиве хранилось ещё множество отчётов, расходных книг, анкет служащих. Также и бумаги, которые мне было тяжело идентифицировать. Хотя я уже куда лучше понимала все написанное и научилась настраиваться на нужную волну, иногда все же возникали сложности. Несколько стеллажей остались не разобранными, я оставила их на потом, так как уже не хватало сил, но и не питала надежды найти там завещание и договор с Алеком.

Несмотря на помощь Навины, к вечеру я чувствовала себя абсолютной развалиной. Ноги гудели, спина хрустела и ныла, суставы рук ломило, в голове шумел прибой. Когда ко мне пришла Любава с меню на неделю, мне казалось, что я не в состоянии даже просто говорить. Любава, быстро оценив мой внешний вид, позвала Навину и приказала ей наполнить ванну. Сходила на кухню, принесла мне чай и кусочек торта, достала из трюмо какой-то флакончик и накапала из него в чай пару капель. Я смотрела на все это с опасением и не знала, как отказаться. Может это Любава меня отравила и сейчас решила завершить свое дело, а как ловко она перевела стрелки на Алека…

– Не смотрите так госпожа. Я знаю, что сладости на ночь вредны, но вам необходимо что-либо съесть, чтобы снадобье Элайзы хорошо подействовало. Вам сразу же полегчает.

На том свете, видимо, полегчает. А кажется такой доброй и приятной женщиной. Еще и снадобье Элайзы, не знаю, кто это, и что она готовит. При попытке встать с кровати в ноге нещадно закололо кучей маленьких иголочек, а спину прострелило, и я пришла к выводу, что лучше я умру от этого снадобья, чем буду долго умирать от боли.

После чая с пирогом мне стало лучше. Голова посвежела, ноги перестали гудеть, но спина не предвещала ничего хорошего.