Из блокады (СИ)

— Пусть живёт, — согласился Зуб, — если всего навалом, и для него найдётся кусочек! А если таких появилось сверх всякой меры? Всем не хватает, а Хозяин продолжает делить поровну! Барачники вкалывают, а паёк у них, как у стариков, да хворых, на которых Терентьев хмель-дурман переводит. Это и есть первостатейное вредительство! Может, сначала обеспечить тех, от кого и другим польза? Ничего не надо выдумывать, всё давно выдумано: заработал на лекарство — живи, а не смог — извини! В природе так и устроено — естественный отбор, слыхали? Если нет, расспросите прохвессора! Он эти дела Олегу внятно растолковывал, а терентьевская уравниловка в нашей ситуации — не лучший вариант.

— Что ты к Терентьеву прицепился? Какая, к чертям, уравниловка? — сказал Белов. — Тебе ли, получавшему ментовский паёк о ней говорить? Сами замутили, а Терентьев виноват? Его вина, что двадцать лет с нами воюет весь мир, а мы живы, и собираемся жить дальше? Он виноват, что минимальный паёк обеспечен каждому? Голодать не будешь, а хочешь есть лучше других — кто мешает подзаработать? Только меру знай, у своих кусок не тяни, и Посёлок не обкрадывай. Собираешься дом срубить — администрация и с материалами поможет, и строителей выделит. Людей лечим, детей воспитываем, дружина защищает от тварей, менты — от бандитов. Привыкли, считают, что так и должно быть, а какие усилия прилагаются, чтобы им сносную жизнь обеспечить — о том и не думают. Благодарности от людей не дождёшься, так мы это делали не ради благодарности — не мешают, и за то спасибо! А они вон как: смутные времена — и все по хатам, авось пронесёт, как-то утрясётся. Дружинникам Хозяин лучшие куски отдавал, а те не впряглись. Значит, так вам всем и надо! Поживёте с этим вашим естественным отбором, нажрётесь его по самое горло, тогда Терентьева и вспомните! Допустим, всё у Асланяна получилось, сумел он уберечься от Пасюкова, нет в Посёлке лишних ртов, кто остался, те счастливы. А через двадцать лет всё повторится, потому что это вы с Асланяном сделаетесь плесенью. Куча больных и старых дармоедов. Молодых-то поменьше будет, и они не смогут вас содержать. Тогда вам скажут: «извините, ничего личного, но будет неплохо, если все вы сдохнете, потому что кормить старую плесень нет возможности». Такой он, этот ваш естественный отбор.

— Зато у молодых появится хотя бы шанс прожить эти двадцать лет.

— Понятно. Тоже позиция, уважаю! Но ты мне объясни: допустим, избавится Асланян от лишних ртов, появятся излишки, и как вы их используете? Отдадите молодым, у которых, как ты говоришь, мы с Терентьевым отнимаем шанс выжить? Нет, у вас честный естественный отбор, а, значит, всё достанется новой пасюковской элите, потому как для того она в это веселье и впряглась. Остальным либо крохи, либо ничего, а таким, как профессор, рассказавший вам про этот самый естественный отбор, ежели он не собирается делаться плесенью, придётся искать другое занятие, потому что пасюки знают об этом отборе лучше самого профессора — они занимаются им на практике. А чтобы такие, как профессор не возмущались, им объяснят, что это временные трудности, необходимо терпеть и не вякать. Им разложат, что дерьмо, в которое их окунули и есть пресловутая справедливость, что те, кто живёт лучше — достойные, а те, кто плохо, сами виноваты, потому что не приспособились, не умеют работать, и вообще плесень. Кому она интересна? Её только вывести тяжело, а появляется она сама.

— Кстати, насчёт Архипа, что ты с ним сделал? — поинтересовался я.

Сашка, озадаченный переменой темы, спросил:

— Я должен был с ним что-то сделать?

— Из Ударника ты как-то сбежал.

— А-а, вон ты про что! — ответил Сашка. — Надеюсь, ничего с ними не случилось. Объегорил я профессора, как дешёвого фраера: тот сам развязал мне ноги, чтобы я по нужде сходил. Партизан отключился, Савка поленился выходить под дождь, некому было Архипу мозги вправить. Каюсь, немного перестарался, когда засветил ему в нос коленом, только не было возможности удар рассчитать, как вышло, так и звезданул. Вы бы видели, как этот чудик с меня штаны снимал, помогал, значит, облегчиться, потому что у меня со связанными руками не получалось. Он уже шевелиться начал, когда я побежал, очухается. Ух, я и натерпелся: в ночном лесу без штанов, да без рук. Почти пропал, но под утро сумел выйти к Посёлку. Вы бы посмотрели на лица дружинников, когда я в таком виде появился. Они меня, с подачи Олега, уже похоронили…

Степан, услышав рассказ, улыбнулся: