Из блокады (СИ)

— Ты прав, не до болтовни. Давай сразу к делу. Вот что велел передать Пасюк: он не в обиде, наоборот, очень тобой доволен. Теперь Асланяна в Посёлке нет, и Клыкова нет, и дружинники ушли, а у тех, кто остался, нет оружия, — Сашка посмотрел на меня, и в его взгляде я не заметил ничего, кроме равнодушной усталости. Но я почувствовал, а в последнее время я чувствителен к таким вещам, Зуб ненавидит меня. Он продолжил: — Теперь Пасюков главный. Понимаешь, Олег, что ты натворил? Пасюков — главный в Посёлке! И он хочет, чтобы ты вернулся. Не бойся, ничего тебе не сделают, хуже, чем в лесу, точно, не будет. А ещё Пасюк хочет, чтобы вернулись прохвессор и дурачок. И Партизана, если живой, отдайте. А ежели отбросил копыта, нас устроит и на труп посмотреть. Так вот, если явитесь добровольно, будете жить. И даже, как того и заслуживаете, жить хорошо. Это Пасюков гарантирует.

— Спасибо, — ехидно сказал я. — Знаю, его гарантии. Потом не расплатишься.

— Понимаю, — кивнул Сашка. — Но сейчас не время для обид. Он перегнул, погорячился, и пожалел об этом. Всё! Надо простить и забыть! Теперь он говорит искренне…

— Какая разница, искренне, или как всегда. Лучше скажи, что будет, если мы откажемся?

— Плохо будет, — посмотрел мне в глаза Сашка. — И вам, и нам плохо. Пока вы четверо здесь, мы отсюда не уйдём, и вам уйти не дадим. Сколько надо, столько и будем караулить, потому что другого выхода у нас нет. Мы сможем меняться, а сколько протянете вы? На дружинников мне плевать, ничего про них сказано не было, значит, им самим решать, как жить дальше. Хотят остаться в лесу — их дело. Хотят возвратиться — пусть с новой властью договариваются. А вы четверо вернётесь в Посёлок. В любом виде вернётесь. Решай!

— За себя-то я решил, уж мне-то в лесу безопаснее, чем рядом с Пасюком.

— Вот и хорошо, — равнодушно, будто заранее знал ответ, сказал Сашка, — значит, будем воевать. Я не хотел, чтобы гибли люди, ты сам выбрал! Ладно, у меня последнее предложение, только сразу-то не отказывайся, сперва подумай. Я предлагаю решить это дело между собой, никого в наши дела не впутывая. Ты и я, один на один. Короче, я вызываю тебя на поединок.

— Поединок? — опешил я. — Ты стал бандюком?

— Какая разница, — перекривился Сашка. — Так, в любом случае, прольётся меньше крови. Вот мои условия: дерёмся на ножах, до смерти. Когда я закончу с тобой, то вызову Савелия. А потом прохвессора; захотят вернуться в Посёлок — останутся живыми, не захотят — это будет их выбор.

Наверное, Сашка предложил не самый плохой вариант. Не идеальный, но не самый плохой — это точно. По крайней мере, он каждому позволил выбирать. Правда, есть во всём этом маленький недостаток: драться он собирается всерьёз, а, стало быть, и умереть кому-то из нас придётся по-настоящему. Вчера у меня была возможность, а больше что-то не хочется.

— Просто из любопытства, — поинтересовался я, — если я тебя… убью, что мне с того будет?

— Ты? Меня? — хохотнул Зуб. — Тогда барачники отсюда уйдут, я гарантирую. Принимаешь вызов?

— Конечно, нет, — ответил я. — У нас, это не у вас. У нас живут по закону.

— Олег, — набычившись, сказал Сашка, — Не знаю, по какому закону вы живёте, но долго не протянете. Ты будешь драться, потому что я так решил. Я каждого сумею заставить! Поверь, для нас обоих будет лучше, если ты сам согласишься.

Клыков посмеялся от души. Наверное, Сашке кажется, что мы загнаны в угол; согласны хоть за решётку, хоть на виселицу, лишь бы разрешили вернуться. Клыков оценил ситуацию по-другому: хорошо укреплённые позиции, боеприпасы, и, как долгожданный приз — возможность навалять пасюкам. Ради этого стоит рискнуть всем, что ещё осталось, а осталось не так уж много. Значит, и плата, даже в худшем случае не окажется чрезмерной.

— Козёл! — сказала Ольга. — Пожалуй, я бы с ним помахалась.

— Я бы тоже, я бы его полвал за Палтизана, — поддакнул Савелий.

— И не думайте, — отрезал Степан. — Если бы на кулаках, тут я, Савка, поставил бы на тебя. А на ножах, может, у самого Партизана против Зуба и был бы шанс, а у вас едва ли. Уж поверьте, я знаю, кто чего стоит. Вообще-то я Пасюка понимаю. Боязно ему, что вы нас к эшелону проведёте.

— А мы, значит, лишь появится возможность, сразу туда и двинемся, — весело сказал Клыков, и погладил приклад партизановской винтовки. — Говоришь, это Зуб сломал броневик? Там нужно поставить на место предохранители? Это те маленькие штучки, что лежали в кармане Сашкиной ветровки вместе с рацией? Мне Архип показал. Будет у нас машина, тогда и поглядим, кто в этой песочнице главный. А ты, Олег, передай своему дружку, пусть губёнки обратно закатает. Так и передай… странные у него хотелки. Нездоровые. Мы это вылечим, у нас специальное лекарство имеется. «Ба-бах!», и хотелки такие, какие полагаются… нету больше никаких хотелок.

— Погоди, — сказал Степан. — Это успеется. Вылечишь одного, а с другими что делать? Если они грамотно нас обложат, никуда мы не денемся.

— Только до темноты, — усмехнулся Клыков, — потом разбегутся. А кто не разбежался, я не виноват! Мои ребята поодиночке их отловят.