Из блокады (СИ)

— Не я взял, — ответил Архип, — Это Дмитрий так считает. Как сумел, объяснил, почему вокруг него творятся чудные вещи — что-то понял, остальное додумал. Может, и ошибся в деталях, но краешек сути зацепил, а главное — пусть это и ложные знания, но Дмитрий сам научился их использовать для своей пользы, и других научил. А разумен лес, или нет, это вопрос терминологии. Можешь считать его устойчивой экосистемой, в которой, как и в любой устойчивой экосистеме, происходит саморегуляция. Но здесь этот процесс настолько стремителен, что создаётся ощущение, будто лес реагирует на внешние раздражители. Ты сам рассказывал, что когда «говорил с Миром», чувствовал некую ментальную сеть, которая всё объединила в единый организм. Я бы определил этот организм как псевдосущество. Мы случайно оказались внутри гигантского ментального муравейника, примерно как песчинка в раковине. Мы раздражаем лес, а он реагирует. Не исключаю, что именно существование такого раздражителя, как Посёлок, и является движущей силой для эволюции этого псевдосущества. Тогда, выходит, мы для него благо! Благо, которое лес рефлекторно пытается уничтожить. Правда, забавно? Одни мутанты исчезают, другие приходят им на смену, и всё для того, чтобы расправиться с нами. Появляются новые биоконструкции, а ставшие ненужными выводятся из оборота… Логично?

— Только если допустить, что лес и вправду что-то вроде животного.

— Псевдоживотного, — поправил меня Архип.

— Пусть псевдо… — не стал спорить я, «псевдо» или нет, какая разница? Вопрос терминологии, как говорит Архип. — Гигантский такой организм. Псевдоорганизм. А мы в нём, как глисты. Псевдоглисты. Или не псевдо? В общем, не важно. Мы — чужеродное тело, а монстры, значит, что-то вроде лейкоцитов?

— Да, примерно. Лес защищается от нас. А посмотри на чужаков… это биологически не вполне люди. Заметил, насколько хорошо приспособлены их тела к местным условиям? Тонкие, гибкие, с необычайно сильной, но эластичной мускулатурой, они малочувствительны к холоду и, даже, к радиации. Двадцать лет — не срок для естественного отбора. Значит, эти изменения навязаны извне. А какое у этих людей будет потомство? Сверхчеловеки? Если бы только мы смогли стать частью этой системы! Как считаешь, стоит в этом направлении подумать? Тут важно понять, какие возможности открываются. Ты пробовал говорить с Миром, значит, это дано не только чужакам. Возможно, и у нас получится.

— Возможно, да, — я протяжно зевнул, — но есть одна закавыка: сам говоришь, что ненужные конструкции выводятся из оборота. Вот лес и пытается нас вывести. А когда поменяются условия, и сделаются ненужными чужаки, их тоже изымут. Сейчас они вписаны в систему, потому и процветают. Но я бы не спешил им завидовать, подождал бы ещё лет двадцать.

— Да, — голос у профессора погрустнел, — если смотреть на вещи под таким углом, тогда конечно. Только в день катастрофы Дмитрию было за шестьдесят. А сейчас у него организм здорового сорокалетнего мужчины. Он до сих пор штампует потомство, как на конвейере. Сам он думает, это из-за лечебных процедур с кровопивцем. А ты говоришь, нечему завидовать! С чужаками ещё не известно, как обернётся, а мы вписались в окружающую действительность, как заноза в задницу. Нас, в любом случае, выдернут — рано или поздно. Когда-нибудь в дебрях леса появится то самое, что нас уничтожит. Может, оно уже притаилось где-то в чащобе?

— Весёлое дело, — сказал я. — Не грусти, Петрович. Авось, ещё не пришло время. Поживём ещё!

— Поживём, если подойдём ко всему этому с умом. Надо составить план экспериментов. Мы бы с тобой… если бы мы узнали, что из себя в действительности представляет лес… без всяких фантазий. И что явилось причиной его возникновения. И как он сумел заменить неповоротливую эволюцию на биоконструирование.

— Может, «купол»? — предположил я и снова зевнул.

— Чтобы утверждать это, нужно, как минимум, знать, что есть «купол», — ответил профессор. — Тоже загадка. И что это за военная биолаборатория, к которой ушла группа Сафронова? Теперь я готов поверить во что угодно, даже в порталы, соединяющие наш мир с параллельными вселенными, где время течёт под каким-то там углом, как написал Сомов. Что бы эта чушь ни означала, я хочу понять, чего натворили военные, вдруг, тогда разберусь и в остальном.

Оказалось, рассуждения Архипа — неплохое средство от бессонницы. Я ещё услышал, как вернулся Сашка.

— Знаете, — сообщил он, — станция работает, только ничего не слыхать, треск…

— Наверное, где-то гроза… — опять сказал Архип.

— Да, на западе сверкало, — ответил Зуб. — Но прошло стороной.

День восьмой

— Слушай, отвяжись! Савка, будь человеком, дай поспать! — заворчал я, и, повернувшись на бок, уткнулся носом в стенку.

Механик пропустил эти слова мимо ушей и с удвоенным энтузиазмом принялся меня теребить. Спросонья испугавшись, что этот бугай ненароком повредит мне плечо, я подумал, что шансов снова заснуть немного, а плечо ещё пригодится. Ничего не поделаешь, надо вставать. Спускаясь на пол, я бубнил под нос:

— Всё, всё! Уже встаю. Видишь, встал!