Из блокады (СИ)

— Стой! Помереть торопишься? — впервые с тех пор, как мы вошли в лес, открыл рот Партизан.

— Что? — спросил я, послушно застыв на месте.

— Болщевик, но из него болщ не валят, — объяснил Савелий.

— Да, — сказал Партизан. — Борщевик. Его лучше не трогать, мало ли? Давайте переодеваться.

Для такого случая мы и несли костюмы химзащиты. Мы не сразу, но разобрались, как натягиваются эти брюки на завязочках, куртки, перчатки и капюшоны. Серые комбинезоны защитили нас от сока зловредного растения. А вскоре начались болота. Гнилая жижа плескалась возле рельсов. Булькали пузыри, кто-то там, на дне, ворочался, и по чёрной зеркальной поверхности бежала рябь. За деревьями ухало и стонало. Когда болотная водица залила рельсы, я понял, наши костюмы — удобная для таких прогулок вещь.

Там, где нас когда-то поджидали щуки, теперь спокойно. Не сворачивая с железки, мы переправились через болото и прошли сквозь поражённый вонючим мхом и борщевиком участок леса: респираторы защитили от запаха, прорезиненная ткань — от сока и слизи. За мостом мы осторожно, чтобы не запачкаться зловонной гадостью, обляпавшей комбинезоны, разделись. Нести хоть и полезную, но изрядно пованивающую, защитную одежду не хотелось, и недалеко от железки, в кустах, мы приготовили тайник.

Заморосило, только нам было всё равно. Хоть комбинезоны и спасли от болотной водицы, зато мы изрядно пропотели, свежий ветерок заставлял зябко ёжиться.

— Неправильно, — сказал Партизан. Тоскливо у него получилось.

— Сейчас-то что не так? — удивился Сашка.

— Прём, как на параде. Главное, никакой опасности не чую. Совсем не чую. Так не бывает.

— Ну, и радуйся.

— Не могу. Понимаю, где-то спряталась большая подлянка, а где она спряталась, не чувствую.

Я тоже не чувствовал ничего плохого.

* * *

Этот сухой, тёплый, и, в общем-то, уютный домишко не так давно нагонял серую тоску, сейчас здесь хорошо, можно согреться, попить чай и немного перевести дух. Время есть, и даже с запасом. Рюкзаки сброшены, лязгнуло сваленное в кучу оружие.

— Ничего и не случилось, — Сашка уложил в буржуйку полешки. — А ты боялся…

— Хорошо, что так, — мрачно сказал Партизан. — Интересно, куда запропастилсяСыч?

Я воспользовался спокойной минуткой, и повалился на кровать. Не важно, что сырая одежда воняет потом и лесом, пусть сопревшие ноги зудят в разбухших ботинках, сейчас имеют значение покой и тишина. Разглядывая муравьиные дорожки, я почти задремал, хотя уши слышали, как засвистел чайник, а нос чуял сигаретный аромат. Заскрипела дверь, вернулся Партизан.

— Саша, — спросил он, — ты, случаем, не знаешь, кто такой ревкаэсп?

— Впервые слышу. А что?

— Да так, поинтересовался, — ответил Партизан, — Подумал, вдруг ты знаешь? А кстати, Сыча я нашёл. Он в сарае. И мёртвый-премёртвый… давно. А ты спрашивал, где подлянка.

Слова Партизана пролетели мимо, даже не царапнув дремлющее сознание. Ну, в сарае, ну, мёртвый — бывает! Сашку новость тоже не зацепила.

— С тоски удавился? — равнодушно, будто речь шла о незнакомом, и абсолютно неинтересном ему человеке, уточнил он.

— Нет, Зуб. Не удавился он. Там круче… пошли, сам увидишь.

Через минуту мы столпились в бывшем хлеву, сейчас лесники его использовали, как дровяной сарай. Не тоска убила Сыча, это факт! Перед смертью он не скучал, хотя и для веселья у него поводов не было. Закоченелое тело свернулось калачиком на земляном полу. Это тело: во-первых, раздели, во-вторых, избили, а в-третьих, над ним неслабо поизмывались. Когда надоело мучить и унижать человека, его полоснули ножом по горлу. Кровавая надпись на стене пояснила: «Наркоман и убийца казнён приговором РевКСП».

— Такие дела, — глухо сказал Партизан. — Олег, ты тоже не знаешь, кто этот ревкаэсп?

Я помотал головой и сглотнул подкативший к горлу комок. Одолела оторопь. Снова заскреблась ледышка, теперь где-то под сердцем. Такой жути я и в лесу не чувствовал. Что лес? Про него я понял: он может убить, но, скорее всего, если ты один, и не слишком испуган, и не посмотрит в твою сторону. А здесь побывали люди. Не лесные твари, не чужаки, а наши, поселковые — больше некому! Ты же хотел домой? Значит, добро пожаловать!

— А ты, Саша, может, всё-же знаешь, что это за «ревкаэсп» такой?

— Нет, Петя, не знаю — Зуб покачал головой. — Наверное, Леший до Сыча добрался!

— Ты ерунду не пори, — сказал Партизан. — Сам видишь, Сыч давно остыл. Не сегодня его прибили, это точно. Такие дела, орлы. Значит, что? Значит, сделаем так! В Посёлок я схожу один, посмотрю, что к чему. А ты, Савка, забери у всех оружие, потому что тебе я пока ещё доверяю… Ты за ними внимательно смотри…

— Нет, Петя, не так, — возразил Сашка. — Будет лучше, если ты сам отдашь ружьё.

— Че-е-его? — глаза лесника сделались большими-пребольшими, лоб прочертили глубокие морщины. Видно, Партизан попытался сообразить, как можно решиться предлагать ему такое, да так и не понял.

— Отдай, говорю, ружьё!

Тут лесник заулыбался:

— Ружьё, отдать? Тебе, что ли? На!