— Знаешь, я был готов ко всему, даже к тому, что придётся стать убийцей, но, после того, как узнал, что у Асланяна получилось, решил никого из вас не трогать. Зачем бы мне? Сам посуди: всё произошло, вы, на своих горбах несёте патроны для нового хозяина. Удачно, да? — усмехнулся Сашка, и на треснувшей губе снова вздулась капелька крови. — Леший мерзкий тип. Любопытный и подозрительный. Шпионил, гад. Чуял, что ли? Поехать на броневике я не мог вам позволить, вы парни горячие. Мало ли, что удумаете, оказавшись в Посёлке? Мне и надо-то было незаметно поломать машину, а с утра затеять скандал, что, мол, на эту развалюху надеяться нельзя и приказать топать домой пешком. Делов-то, пару предохранителей вынуть. А этот ночью к броневику попёрся, заметил, гад. Он даже слушать не стал, с ножом кинулся, и что было делать? Хорошо, Савка в кабине гаечный ключ оставил. Трахнул я Лешего по голове, он и окочурился, ни шума, ни крови. Замучился я тело до болотца переть. А вещи его из вагона вынес, когда вы заснули… Броневик, да, я сломал, а вы на Лешего подумали. Тоже хорошо получилось. Машину починить не трудно, поставить предохранители… это после. А сейчас ты должен мне помочь! Обижайся, сколько влезет, но дело не во мне, дело в Посёлке. Нет у тебя другого дома. Так что думай…
— Подумаю, — обещал я. Может, действительно, при новой власти жизнь моя наладится? Молодые, да здоровые всем нужны!
— Гнида ты, Сашка, — чётко и громко сказал Партизан. — Ты ж и волоска из бороды Лешего не стоишь.
— Может, и не стою, тебе-то какая разница? Тебе, всё равно, ловить нечего. Ты своё поймал, скоро с дружком повидаешься.
Партизан беспокойно заворочался. Присев рядом, я вытер ему испарину со лба, смочил потрескавшиеся губы.
— Олежка! — лесник глянул на меня тусклыми глазами, — Ты бы лучше водочки накапал. Для здоровья полезно…
— Молчи, дядя Петя, не дёргайся, — сказал я, — береги силы.
— Нафига, мне силы? — захрипел Партизан. — Кверху пузом валяться, много сил не требуется. Слушай внимательно! Получается, ты теперь в ответе и за себя, и за тех двоих — Савку и прохвессора. Помочь тебе я больше не могу, зато могу посоветовать. Сейчас, пока не стемнело, идите в Посёлок. Там расскажешь, будто все, кроме вас погибли. Соври, что напали волколаки, а хочешь, сам что-нибудь сочини. Эти поверят. А хоть и не поверят, проверить не смогут. Ничего тебе не будет, им нужен человек, знающий дорогу к эшелону. Сделаешь по-умному — сумеешь хорошо устроиться и при новой власти. Потом, если повезёт, и за мной вернёшься, авось, не загнусь к тому времени. А с Зубом не церемонься, отведи в лес, и шлёпни — проблемой меньше. А лучше дай ружьё. У меня сил хватит… не станет Сашки, и Асланян тебе ничего не сделает, ты будешь ему до зарезу нужен.
— Спасибо за совет, дядя Петя, — сказал я. — Наверное, ты прав. Нет человека, и проблемы нет. Только…
Я замолчал, а Партизан ухмыльнулся.
— Не хочешь мараться? Ну, пусть живёт, — сказал он. — Раз ты у нас такой ду… добренький, то пусть живёт! А ружьишко далеко не прячь, рядом положи. Не боись, ничего я ему не сделаю, только пригляжу. Ты свяжи его покрепче, чтобы даже шелохнуться не мог, а сам иди. Слышь, Санёк? Вот как вышло: остаёмся мы вдвоём. Если я подохну, и ты от голодухи помрёшь, сидя рядом с покойничком. Обхохочешься, правда? Всё, Олег, вали отсюда. Про ружьё-то не забудь, и патроны оставь. Положи на кровать, пусть под рукой будут. И хмель-дурман — без него я, пожалуй, долго не протяну. Ещё курево. Вот теперь всё. Иди…
Встал я на краешек неглубокой пока ямки, будущей могилы Сыча. Механик нашёл в сарае ржавую лопату, слой дёрна уже снят и аккуратно уложен около стены, теперь Савелий ковыряет раскисшую землю. Рядом Архип, присел на брёвнышко, голова не покрыта, взгляд блуждает в пустоте. Я закурил, мысли пришли в порядок, да и нервы успокоились. Не знаю, как встретят меня в Посёлке, но, хотя бы, выслушают. А там посмотрим. Оставаться здесь — ещё хуже. Навалилась грусть: серое небо, мокрый лес, а неприятности вовсе не закончились. Может, ещё и не начались как следует. Вот же, въехал в Посёлок на белом коне, называется.
— Такие у нас дела, братцы, — печально сказал я. — Дома смута, и что нас там ждёт, неизвестно. Боюсь, ничего хорошего. На Сыча, вон, посмотрите! Заканчивайте быстрее, и пойдём. Скоро стемнеет.
— Я останусь, — Архип забрал у Савки лопату. — Пойми правильно, я тебя не бросаю… нужно за Партизаном присмотреть. Без меня загнётся. Он и так загнётся, а без меня — тем паче.
— И я с Палтизаном, — Савелий присел на брёвнышко, — Ты, это, не обижайся. Мы следом плидём.
Темно и тихо, не горят огни, не лают собаки, лишь шуршит еле слышно дождик. В сотне шагов от северных ворот я сошёл с железки и остановился, ближе подходить опасно — во мраке легко запутаться в колючке или попасть в ловушку. Опять же, могут и пальнуть не разобравшись.