Из блокнота индолога

При подготовке к поездке в Индию, проходившей при активном участии непременно дружески внимательного Сергея Федоровича Ольденбурга, был намечен маршрут, который в какой-то мере стал бы отражением странствий их учителя. Следовало посетить Бомбей, Патан, Ахмедабад, Пуну, Кашмир, Бенарес, Сикким, Калькутту, Траванкур, Коломбо и Непал. Однако, несмотря на энергичные усилия российского консульства, от большей части планов пришлось отказаться. Британским властям оказалась почему-то нежелательна столь широкая программа, и из-за этого большую часть времени пришлось провести в Бомбее, в близлежащих местах, знакомиться с собраниями рукописей, заниматься вместе с местными пандитами переводами важнейших текстов философии ньяя[17]. С особой теплотой вспоминал Федор Ипполитович о своих занятиях с брахманом из Дарбханги — столицы древнего культурно-исторического района Митхилы, с человеком, изгнанным с родной земли разразившейся там засухой и голодом.

А затем ему пришлось отправиться прямо в Бенарес, где его занятия были посвящены прежде всего исследованиям философии мимансы[18]. И, конечно же, он часто наведывался в Сарнатх, в то самое место, где, по преданию, Будда начал проповедь своего учения и где всегда было много паломников из Тибета. Однако, пожалуй, кульминацией поездки стал визит русского ученого в Дарджилинг, где он смог (только с разрешения британских властей!) встретиться с далай-ламой, которого, как отмечал Щербатской в отчете о поездке, содержали как военнопленного, в полной изоляции от внешнего мира. Но за время пребывания в Дарджилинге русский ученый не раз виделся с далай-ламой и его окружением и получил богатую информацию о собраниях тибетских и санскритских рукописей в тибетских монастырях. Она не всегда была радостной — ему, например, сообщили, что богатейшее в Тибете собрание буддийских санскритских рукописей в монастыре Боамяс было уничтожено, пожаром.

Далай-лама пригласил русского ученого приехать в Лхасу и познакомиться на месте с рукописными сокровищами тибетских монастырей. Да только одно мешало: хоть и был далай-лама безусловным властителем над душами тибетских монахов и мирян, но приглашение-его оказалось бессильно — тут уже требовалось разрешение Пекина, причем испрошенное из Петербурга. Из-за этого не довелось Федору Ипполитовичу осуществить заветную мечту каждого тибетолога и увидеть своими глазами и страну, и ее столицу.

Из того дома, что стоит на берегу Невы, у моста лейтенанта Шмидта, дома, стены которого сверкают белизной мрамора и золотом мемориальных надписей, долгие годы изо дня в день, зимой, летом, рано, еще затемно, выходил высокий, могучего сложения человек. Зимой на нем был надет дул, тяжелый монгольский халат, подбитый лисьим мехом, осенью, весной или летом — холщовый. Он спускался по вымощенному булыжником спуску к реке и купался. Ничто не могло его остановить в этой своего рода ритуальной церемонии — он купался в проруби, даже если мороз был такой, что лед начинал трещать, или вдоль Невы свирепо завывала вьюга и мела поземка.

Он возвращался домой, завершал утренний туалет и, когда часы глуховато били шесть, уже сидел за письменным столом. А с девяти утра вступал в свои права рабочий день ученого вне дома — заседания в разных академических учреждениях, встречи с коллегами, занятия с учениками: и с теми, кто лишь начинал, и с теми, кто уже становился опорой в работе, вырастал в самостоятельных ученых. И Щербатской по-отечески с гордостью произносил их имена.

Рядом с ним, в этом же доме, жили те, кто прославил не только отечественную, но и мировую востоковедную науку. Он поддерживал постоянное общение с этими людьми, и, право же, было бы справедливо назвать их всех «богатырской дружиной», так богато представившей в мировом востоковедении достижения отечественной науки. Это были и академики — индолог С. Ф. Ольденбург, китаисты В. П. Васильев и В. М. Алексеев, арабист И. Ю. Крачковский, египтолог П. К. Коковцов, кавказовед Н. Я. Марр, и славная когорта их учеников и продолжателей. В них воплотилась связь поколений, преемственность великих гуманистических традиций основателей российской востоковедной науки и пафоса огромных исторических преобразований, рожденных Великой Октябрьской социалистической революцией.