Из Черниговской губернии

— Какъ же, продадите на семь рублей…

— Да что же, что ли семь-съ? Вы извольте положить: товаръ чего стоитъ, ну, положимъ, хоть товаръ хозяину стоитъ четыре рубля, а то и вс пять; да лошадь прокормить, да на себя истратить… такъ и выйдетъ, что барышъ самый пустой: какой-нибудь рубль серебра достанется… Да когда-бъ все на деньги продавали, а то всмъ беремъ: и яйцами и перенеслами… правда и то — продаемъ съ барышомъ…

— А вы гд берите товаръ?

— Да такъ, по городамъ.

— Не на фабрикахъ?

— Колибъ на фабрик взять товаръ-съ, я вамъ скажу: безпремнно было-бъ выгоднй, да только намъ на фабрику къ самому фабриканту и ходу нтъ!

— Это почему же?

— А потому: первое дло — какой такой у насъ товаръ есть? Товару у насъ есть у кого на сто, у кого много-много на полтораста рублей… положимъ, хоть на вс двсти, такъ изъ-за такой бездлицы хать на фабрику за 500 верстъ и не стоитъ! это-съ первое дло; теперь другое; мы по городамъ кредитъ имемъ, такъ въ кредитъ товаръ и беремъ.

— На много берете товару?

— Сколько нужно, столько и возьмемъ-съ; намъ врютъ-съ; а для того какъ врютъ, что мы сами свои дла аккуратно ведемъ. Всякій хозяинъ аккуратъ любитъ-съ. Возьму я у хозяина товаръ въ долгъ; продамъ тотъ-съ товаръ, сколько слдуетъ хозяину — деньги отдамъ; такъ мн хозяинъ-то опосля того на сколько хочешь повритъ…

— Ну, однако, же сколько же?

— Да вотъ хоть я: послдній разъ отдалъ хозяину тридцать рублей, а товару взялъ на пятьдесятъ рублей.

— И каждый разъ вы за товаромъ сами здите къ вашему хозяину въ городъ?

— Какъ можно! хозяинъ самъ вызжаетъ съ товаромъ, или высылаетъ съ кмъ.

— Такъ и хозяинъ вашъ беретъ самъ по себ барышъ съ этого товара?

— А то какъ же? беретъ!

— Ну, а хозяину вашему много барыша отъ вашего товара очищается?

— А кто его знаетъ! Намъ про это никакъ-съ невозможно и узнать-то! Только теперь барыши пошли не прежніе!

— Давно жъ стало барышей меньше?

— А вотъ съ самаго указа объ вол.

— Это жъ отчего?

— Отчего? Сперва народъ зануженный быхъ: другой во весь вкъ-то въ деревн просидлъ за барской работой; а какъ вышла воля, — имъ и повольготне стало, отпустило имъ-то; то тотъ, то тотъ въ городъ създитъ, продастъ что, да въ город, что нужно изъ вашего товару, въ город и купитъ.

— У васъ стали меньше покупать?

— Нтъ, и у насъ стали больше покупать.

— Отчего же у васъ барышей меньше? спросилъ я, понимая въ чемъ дло.

— Мужики стали цну разбирать… больше въ цн толку знать.

— Неужели же такъ скоро и цну узнали товарамъ? Кажется, еще недавно и указъ объ вол вышелъ?

— Цны-то настоящей они хоть не узнали, да все въ город берутъ по городской цн. А то другіе мужики берутъ товаръ, сами продаютъ… ну, да это, Богъ дастъ, не надолго!..

— Почему же не надолго?

— Просить будемъ, чтобъ мужикамъ запретить торговать, а чтобъ торговать однимъ мщанамъ.

— Ну, а какъ васъ не послушаютъ?

— Послушаютъ безпремнно! въ Орл сходка объ этомъ была; на сходк и поршили: просить, чтобъ мужикамъ запретили торговать, а питались бы они своей землей.

— Ежели же и сходки вашей не послушаютъ? Тогда что?

— Какъ сходки не послушаютъ! Мужики и теперь отъ насъ, отъ мщанъ, прячутся.

— Что жь имъ прятаться?

— Какъ что? а поймалъ, да къ становому!

— Ну, а становой что?

— Становой что хочетъ, то и сдлаетъ… И ничего не сдлаетъ, да мужику-то къ становому въ гости не хочется…

Привычная въ гоньб хозяйка-жидовка, пока мы толковали, приготовила мн пообдать. Не усплъ я състь своей яичницы, какъ вошелъ ко мн сперва жидъ — шинкарь, потомъ хозяйка съ дочкой или невсткой, замужней жидовкой лтъ 12–13. Хозяинъ обратился ко мн съ просьбой списать портретъ со всего его семейства. Я отговорился отъ этой чести; но настоящимъ заправскимъ живописцамъ хорошо бы было нарисовать молодую жидовку для патологическаго кабинета: такого изнеможеннаго вида, такого неподвижно-тупаго взгляда, такой видимой вонючести во всемъ — не скоро встртишь, да разв только вы еще увидите мальчика — монастырскаго служку. Говорятъ, что у жидовъ это происходитъ отъ ранняго брака; у монастырскихъ служекъ, вроятно, отъ какихъ нибудь другихъ причинъ.

Изъ Гринева въ попутчики мн Богъ послалъ стараго козака рыбака который гд-то здсь взялъ на откупъ озеро, какъ онъ называетъ, или прудъ по нашему.

— У насъ все называютъ озеромъ, говорилъ козакъ; — въ другихъ мстахъ, называютъ прудомъ, а то станомъ; а у насъ все зовутъ озеромъ; только въ бумагахъ писать не позволено — озеро, а пиши — прудъ. Тутъ дло было по судамъ. Одинъ говоритъ: тотъ-то, такой-то завладлъ моимъ озеромъ. А другой пишетъ: что озера никакого тутъ нтъ, да и не было никогда. Пріхалъ судъ, суду денегъ отсыпали, судъ и говоритъ, что тотъ-то, чей прудъ, виноватъ, пустова проситъ: никакого озера тутъ нтъ, да такого озера никогда и не было!..

Въ это время небольшая змйка, испуганная нами, быстро переползла съ дороги на лугъ.

— Э! кажись гадюка-то ползучая! крикнулъ мой старый козакъ.

— Какая ползучая?

— Видишь: гадюка-то ползаетъ.

— Кажется, вс гадюки ползаютъ?

— Нтъ, есть, что и не ползаютъ, отвчалъ козакъ. Ты знаешь, сколько стай ихъ бываетъ?

— Нтъ, не знаю.