Из Черниговской губернии

— Какъ можно мужика съ мщаниномъ сравнить! Мужикъ раззорится коли бда какая надъ нимъ стрясется; а пройдетъ бда, мужику они справиться можно; а мщанинъ безъ всякой бды на разоръ ждетъ. Мужикъ что? у мужика земля своя есть, и съ податями справиться можно: пришелъ хлбу недородъ — разорился; опять таки есть къ чему руки приложить: къ той же земл. А мщанину гд взять? что у мщанина есть? А съ мщанина податей больше сбирается; съ нашего брата берутъ и подушныя, и городскія, и квартирныя и земскіе сборы… и солдатъ къ теб во дворъ ставятъ, а мало-мальски хата у тебя хороша — офицера поставятъ. Да еще вотъ что теб скажу: чмъ ты податями справне, тмъ для тебя хуже; ты платишь исправно подати за себя, а я и совсмъ не плачу; ты за меня и плати; мою душу на тебя положатъ; твою же справку передъ казной теб же въ вину ставятъ!.. Не слыхалъ ты, любезный, у насъ болтаетъ народъ, что эти порядки скоро у насъ перемнятся?

— Нтъ, любезный, не слыхалъ.

— А дай-то Господи! А по всему видно, что старымъ порядкамъ не жить долго.

Около обдовъ я пришелъ въ Гриневъ, и первое, что мн бросилось въ глаза въ этомъ хорошенькомъ мстечк, это мужикъ, бдно одтый, стоявшій безъ шапки передъ какимъ-то лакеемъ или дворовымъ въ картуз, сюртук, но безъ сапогъ. Мужикъ объ чемъ-то просилъ лакея, низко ему кланялся, и тотъ, повидимому, начиналъ было уже соглашаться на его просьбу, но, на бду мужика, прошла какая-то двка, лакей хлопнулъ ее около спины; двка засмялась…

— Посл! крикнулъ лакей мужику и пошелъ съ двкой.

— Паночку! просилъ мужикъ.

— Сказано посл, такъ и посл! прокричалъ на ходу лакей, не останавливаясь.

Мужикъ постоялъ нсколько, постоялъ, развелъ руками и пошелъ куда-то.

— Гд, братъ, пообдать? спросилъ я его.

— Ступай въ шинокъ.

— А шинокъ гд?

Мужикъ только рукой махнулъ; вроятно, ему было не до разговоровъ. Въ шинк меня встртила жидовка въ нмецкомъ плать, до нельзя замасленномъ чепц и до невозможности взъерошенномъ рыжемъ парик.

— Что теб надо? крикнула она на женя не совсмъ ласково, подвигаясь къ загородк, за которой стояла водка.

— Нельзя ли, хозяйка, сдлать у васъ яичницу? спросилъ я ее вмсто отвта.

— Отчего? можно! проговорила она совершенно другимъ голосомъ. — Пожалуй сюда, здсь лучше. Только мужики сидятъ.

— Почему жъ вы думаете, что я не мужикъ?

— Какъ же можно! Вы яичницу спрашиваете: стало быть не простой человкъ?

Хозяйка юркнула, только мелькнули развивавшіяся на полъ-аршина сзади ленты, теперь неизвстно какого цвта, но смолоду, вроятно, бывшія желтаго; а я вошелъ въ указанную мн комнату, въ которой принимаются не простые поди. Тамъ я нашелъ тоже не простого человка-мщанина.

— Здравствуйте, почтенный! сказалъ я ему, войдя въ комнату и садясь за лавку.

— Здравствуйте, любезный! Откулича путь держите?

— Иду изъ Погара въ Стародубъ.

— Такъ съ! А по какимъ такимъ дламъ-съ занимаетесь?

— Такъ, по своимъ дламъ.

— Вы, не живописецъ? Такъ, можетъ, живописью изволите заниматься-съ?

— Да. А васъ откуда Богъ несетъ?

— Мы торгуемъ краснымъ товаромъ.

— По господамъ здите?

— Нтъ съ, больше по мужикамъ.

— Вы съ коробкой ходите?

— Нтъ-съ, какъ можно съ коробкой! Мы на лошади, у насъ лошадь есть!.. Это такъ какой-нибудь, тотъ, точно, можетъ ходить пшкомъ съ коробкой…

Въ этомъ шинк такимъ образомъ я получилъ два урока, какъ узнать простого человка отъ не простого: кто требуетъ яичницу, тотъ не простой; кто детъ на лошади, тотъ тоже не простой.

— Почему же вы по господамъ не здите? спросилъ я разносчика.

— Отъ господъ можно пользу поучать, часомъ и хорошую пользу, ну, а съ мужичка лучше.

— Да отчего же?

— Какъ-съ можно мужика смшать съ бариномъ? Съ барина того не возьмешь, что съ мужика!

— Съ мужика больше?

— Какъ можно-съ! Барину я отдамъ платокъ какой за тридцать серебра, больше не выпросишь, а съ мужика я меньше сорока пяти за тотъ платокъ и не возьму! А то и полтину дастъ!

— Сколько же вы берете барыша на рубль?

— Этого сказать нельзя: мы такъ никогда и не считаемъ, да и сосчитать того дло невозможное!

— Какъ же вы цну назначаете?

— А такъ, на это у насъ своя привычка есть; безъ привычки и торговать нельзя!

— На сколько жъ вы въ день продаете?

— А это, сколько Богъ дастъ: иной день, на семь цлковыхъ; а то Богъ поможетъ — и на десять продашь. это я разсказываю про эту пору — про лтнюю; а зимой лучше; зимой продашь и на двадцать пять, и на тридцать серебромъ случается.

— А сколько жъ вы на себя въ день прохарчите? На себя и на лошадь?

— Это тоже не ровно: иной день рубль серебра, иной полегче выйдетъ денекъ — и семью гривнами отдлаешься… А придется, выпьешь, съ усмшкой прибавилъ онъ, выпьешь и — рубля мало!

— Такъ ежели вы продадите въ день на семь рублей, въ тотъ день вамъ убытокъ?

— Какъ можно въ убытокъ торговать!

— Да ежели вы много на себя истратите?

— Такъ что же-съ? Сколько ни истратилъ, все на товаръ разлагаешь.

— Сколько-бъ не истратилъ?

— Сколько и истратишь на себя, сколько отошлешь домой; вдь дома жена, дти, имъ тоже пить — сть надо, домой имъ тоже посылаешь; все на товаръ и раскладываешь.

— Такъ считая, вы берете очень большой процентъ?

— Какой большой!