Даже более того: «Они изучали разные науки в юности для того, по сказанию одного из них, чтобы предать мысль свою Божественнейшему Духу, чтобы потом везде отыскивать следы сокровенных красот (божественных), непрестанно восходить к свету и божественные внушения почитать мерилом жизни, а это все для того, чтобы и помощником и спутником и вождем имея Христа, с легкими надеждами вознестись отселе, сподобиться жизни чистой и непрекращающейся, не издали, как бы в зеркале и воде, видеть слабые изображения истины, но созерцать чистыми очами саму истину». Особенно прекрасны следующие слова того же богомыслящего христианина, посвятившего себя науке: «Последним ключом своего учения соделаем Христа». (Письмо Никовула к отцу. Твор. Григория Бог., V, 274–275).
Христианские юноши, как видно отсюда, высшей целью научного образования поставляли то, чтобы все свои знания повергнуть к подножию креста, где все истины находят для себя полную гармонию и действительное совершенство.
В хорошей, правильно организованной школе юноши не только обучаются разным полезным наукам, но и дисциплинируются. Достигала ли этой последней цели языческая школа и насколько достигала?
Дисциплина языческих училищ, к сожалению, стояла на низком уровне и не могла удовлетворять даже самым скромным требованиям. Свидетельств о том, что школы языческие были распущены, можно встретить очень много; но тщетно мы стали бы искать хотя одного прямого свидетельства, удостоверяющего, что школьная дисциплина была благоустроена. Вот несколько черт, рисующих неприглядное состояние дисциплины в языческих школах. «Школьники отличались чрезвычайным своевольством, доходившим до безобразия. В школу они входили с бесстыдством и наглостью, не разбирая того, вовремя ли они пришли или нет. Подобно одержимым горячкой или безумием, нарушали порядок, вводимый учителем для лучших успехов учеников в науках. Школьники осмеливались делать множество оскорблений самого грубого свойства». Печально было в особенности то, что законом не полагалось надлежащим образом наказывать за подобные нетерпимые шалости. «Ибо обычай покровительствовал дерзости ребят». А сами школьники ни во что ставили свои проделки, считая их «за нечто позволительное». (Августин. Исповедь, кн. 5, гл. 8).
Любимой песней «косматых юношей» была какая-то песня, носившая странное название «Завещание свиньи». Неизвестно, что это была за песня. Во всяком случае она была хуже известной современной студенческой песни «Gaudeamus igitur» (нужно сказать, что и эта последняя песня не может быть причислена к лучшим, так как она проникнута эпикурейским духом). Что «завещание свиньи» было нескромного характера, об этом отчасти можно судить по тому, что песня пелась на шутовских пирушках и признавалась знавшими ее «непотребной». (Иероним. Апология против Руфина, кн. 1, гл. 17).
Между учениками школ царила леность, так что учителя едва могли управляться с ленивцами. «Ученикам больше нравилось играть в кости или кегли, чем учить речь умирающего Катона». Чтобы уклониться от урока, ученики пускались на всякие выдумки. Они «нередко намазывали себе глаза маслом, чтобы придать им больной вид и под этим предлогом не ходить в школу». (Фридлендер. Картины римских нравов, стр. 155).