Из дневников и рабочих тетрадей

18/III-80

Милый Юра! Третьего дня, приехав, я сразу же прочитала твои «Муки немоты», и захотелось сказать тебе свои впечатления... Ну, в общем, решила на этот раз поддаться порыву и написать – чего не сделала относительно «Старика»...

«Муки» мне были особо интересны – этого времени я тут еще не застала, но тобой упоминаемых людей застала и знала всех, включая Славу Владимировну, и атмосферу семинаров хорошо помню, в нашем особо отличался суровостью разборов Боря Балтер, камня на камне не оставлявший, и мне особо сильно от него доставалось, а потом мы тоже – подружились. С семинарами мне, однако, не везло – сначала я была у ничтожного (ныне давно покойного) Карцева, а затем у опустошенно-цинично-равнодушного Катаева...

Ранней осенью 72 г. мы с А. А.[266] были в Дубултах, и там один твой недоброжелатель, услыхав, как мы с А. А. тебя за что-то хвалили, злорадно отыскал для меня в тамошней биб-ке номер уж не помню какой газеты, где ты что-то хорошее написал о Федине. Это было время, когда поведение Федина в отношении Твардовского, «Нового мира», Солженицына было свежо, было вчера, ах, как можно было говорить добрые слова об этом опустившемся старом человеке, он сделал столько дурного, ну – и т. п. Высказала это А. А. Он ответил: «Но ведь это же был Юрин учитель...» И вообще к твоей заметке отнесся совсем иначе, чем я. А меня А. А. время от времени называл то «Савонаролой», то «фашисткой» – ибо в нем, в А. А., намека не было на узость, на сектантство и на «несгибаемую принципиальность»...

А это я к тому, что, видимо, сама изменилась за прошедшие года... Я думала – как хорошо ты сделал, что написал о Федине, показал его лучшие стороны – умен, образован, талантлив и истинный, истинный педагог, где они теперь, эти люди? Где наши учителя? Разве можно забыть, что он учуял писателя в маленьком беспомощном рассказе, что он взволновался, кулаком стукнул – сколько, значит, в нем тогда было живого, это живое и настоящее в нем планомерно душили и убивали, и если судить по страшной, пахнущей мертвечиной книжке Воронкова «Записки секретаря», своего во многом достигли... Воронков и Федина заставляет говорить на своем мертвом языке, того Федина, который в брезгливые кавычки заключал даже вроде бы привившееся слово «заочник»... Это прекрасно, что ты показал то доброе, то настоящее, что было в этом человеке, я просто любила его, читая «Муки», видела тебя в ватнике, с хриплым и нахальным от застенчивости голосом, и его с «красивым голосом», с трубкой, с острым взглядом и – мудростью истинного учителя. Прекрасно, что ты так написал о человеке, которого все мы только и делали, что поносили последние года, называли «чучело орла», и еще как-то называли, уж не помню как... Как мы все смелы в своих осуждениях, особенно те, кто и половины, и трети, и четверти не испытали того, что выпало на долю многих, как легко судим человека, поставленного в нечеловеческие условия... Как прекрасно, что ты не забыл сделанного тебе добра и, как мог, за это добро отплатил...

Когда в июне 49 года я сдавала экзамены за I курс, живя в общежитии второго этажа, то в это время шли госэкзамены твоего курса? Кажется, курса старше тебя – там была Элла Зингер. Я запомнила ее потому, что она боялась идти на какой-то экзамен, за ней бегали, ее искали, а она тем временем сидела на полу в нашей комнате, разложив около себя фотоснимки своего ребенка (кажется, незаконного?), рыдала и, обращаясь к своему малютке, говорила какие-то слова, вроде: «Знал бы ты, что ждет твою мамочку!» Куда она делась, эта маленькая рыженькая Элла? А ребенок уже усат и, возможно, женат уже по второму разу – ведь прошли не года, а десятилетия...

Твои «Муки» напустили на меня полно воспоминаний, которые вот уже третий день безмолвно развивают предо мною свой свиток... А очень правильно, между прочим, тобою сказано о том, что нет начинающих писателей... Ну и вообще – это все тебе очень удалось...

Радуюсь за тебя... Вот мы пришли с Верейским к тебе, в доме тепло, уютно, вкусно пахнет, щебечет малютка, сидящий на твоих руках, на кухне возится Маша с добрым лицом (Я – ей: «Маша, не беспокойтесь, мы уже обедали!» Она: «А у меня все готово, на всех хватит!»), стол накрыт, все уютно, все красиво, и сразу мне вспомнился этот же дом, который еще так недавно был угрюм, печален, обвалившийся потолок, холостяцкое угощение в лице кое-как накромсанного сыра, и особенно ясно вспомнился тот вечер, когда ты принимал каких-то немцев с «сопровождающими лицами», а я пришла к тебе часов в 9, на кухне было полно грязной посуды, которую, плача, мыла дочь Оля, и мы что-то ели на краю заваленного этой посудой кухонного стола, и я в какой-то момент (ты рассказывал, как угощал немцев, сам делая бутерброды) сказала: «Нет, Юра, тебе нужна женщина».

Она появилась, и слава ей: как она изменила тебя, твой дом, твою жизнь, и за такой рекордно-короткий срок!

Ну все. Целую тебя.

Твоя Наталья Ильина