Из дома

— Я здесь недавно — такова наша солдатская жизнь, не успеешь познакомиться — надо уезжать, а вы спрашиваете, была ли у меня девушка. Я пошел в армию добровольцем, мне было семнадцать лет. В первом же бою ранило, я лежал в госпитале больше месяца, там у меня была знакомая медсестра. Я из-за нее спать не мог… Но нас там было много…

— Куда тебя ранило?

— Ничего страшного, контузия и осколок в спину попал. — Он достал рукой на спине место, куда его ранило.

С мелких листьев акации начали падать большие капли дождя. Мы встали, поднялись наверх на улицу. Он обнял меня, как бы укрывая от дождя, мы побежали к общежитию. Около дома он хотел меня поцеловать, но я опять начала вырываться. Он отошел, сказал «спокойной ночи» и ушел…

В столовой было темно, опять перегорел свет. Я прошла в спальню и хотела лечь, но пришла Нинка и крикнула:

— Идем в столовую, там много ребят, девчонок не хватает, что-нибудь придумаем. Приехал брат Оскара из Таллинна, он обещал жучков наделать, свет будет. Лампочка в спальне действительно несколько раз мигнула и загорелась.

* * *

Было страшно открыть глаза, кажется, это не сон.

— Вот что, одевайтесь-ка побыстрее и идите в школу, — на самом деле кричал директор школы Федор Семенович.

— Штаймец, вы комсорг! Вы-то как могли не прийти в школу?

Я слышал, что у вас тут ночью происходило, да и не только в прошлую ночь. Сейчас тепло, у меня окна открыты… Вот на следующей неделе я к вам воспитателя приставлю. Она мне лично будет докладывать, что у вас тут делается.

Нинка вдруг прискорбным голосом проговорила:

— Я всю ночь не спала — глаз прорвался.

— Это еще что? Снимите-ка повязку.

Я выглянула из-под одеяла. У нее был на глазу большой красный ячмень.

— Принесите лично мне справку от врача, всем придется снизить оценку за успеваемость. Кроме того, я напишу родителям записки, которые вы вернете обратно с подписями. — С этими словами он ушел, хлопнув дверью, но тут же вернулся и сказал: — А вы, Ганина, придете сегодня ко мне в кабинет, — он указал на Шуру пальцем и снова хлопнул дверью.

Как только дядя Федя ушел, все разом вскрикнули:

— Раечка!

Наша самая маленькая девочка Раечка Кравцова будила нас словами: «Девочки, уже восемь!».

Вчера ночью она вышла к нам в большую комнату, сказав, что шумно — она не может заснуть.

Шура встала, я отвернулась к стенке, было приятно свободно лежать одной в постели. Я накрыла голову подушкой и прикоснулась лбом к холодной крашеной стене. Вспомнился пожар, мы сгорели бы, если б не Раечка. Это она вскрикнула: «Девочки! Горим!».

Мы открыли ставни, горели уже провода, из нашей печурки шел густой черный дым. Ирка начала вытаскивать валенки и чулки из печурки — пламя вырвалось и поднялось до потолка.

Шура схватила горящий чулок, он горел, как факел, она с длинными распущенными волосами неслась через всю столовую с криком: «Гори, бляха, гори!».

Прибежали мальчишки и маленькие девочки. Мы потушили пожар, утром нам не в чем было идти в школу, но тогда была уважительная причина. Нам учителя в школе собирали старую обувь. Мне достались галоши на высоком каблуке, я засунула в каблуки остатки своих чулок и так ходила до субботы, пока тетя не приехала ко мне в Вильянди и не купила на карточки новые туфли на каблуке. Пожар у нас получился веселый, мы потом часто его вспоминали, а в этот раз мы просто проспали.

Вечером ко мне подошли две девочки из наших малышей и очень серьезно, будто делают что-то невероятно важное, шепнули:

— Иди, тебя во дворе ждут.

Я вышла. Под каштаном стоял, улыбаясь, Володя. Он тихо спросил:

— Не ждала?

Я покачала головой.

— Я о тебе думал… не мог не прийти. Ты не чувствовала?

Я промолчала.

— В субботу мне надо будет домой поехать.

— Ну, тогда я, может, на неделе сумею заскочить, но я точно не знаю, в какой день. Сейчас я шел по делу, завернул на тебя взглянуть.

ПОЕЗДКА К РОДСТВЕННИКАМ

Во время летних каникул, до сенокоса тети решили съездить к нашим в Подборовское, в Псковскую область, а по дороге погостить на острове Пирисааре на Чудском озере. Там работала учительницей наша родственница Анни. Меня они тоже обещали взять с собой. Бабушка еще весной уехала к дяде Антти, у него родилась дочь, она поехала нянчить. Туда, на торфоразработки, много наших сослали.

Мы вышли из дому в четыре часа утра и отправились к поднимающемуся на горизонте большому оранжевому шару солнца, за нашими спинами оставалась угасающая ночь с бледно-немощной, в темных пятнах луной. Лесная дорога была по-ночному холодной, мелкие камешки больно кололи подошвы босых ног.

На узкоколейке мы доехали до Тарту навестить дедушку.

В больнице медсестра открыла дверь палаты, махнула рукой на койку возле окна и ушла. Младшая тетя сказала:

— Is"a ^[41] …

Он вздрогнул.

— Наконец-то…

Слезы покатились по его щекам, они капали с бороды на одеяло. Младшая тетя наклонилась к нему, он вскрикнул:

— Колени, осторожно…

Тетя приподняла одеяло. Его ноги лежали, как два рахитичных ребенка, колени большие, а ноги бледные и тонкие. Она осторожно накрыла их.