Тете пришлось рассказать всю историю, а потом врач велел принести пистолет, и тетя стала просить его помочь нам. Когда тетя отвела Юсси домой, врач уже был у нашего офицера. Тетя пыталась подслушать, о чем они говорят, но они говорили очень тихо и быстро, и она ничего не поняла, но офицер в тот же вечер переехал к нашим соседям.
Арво еще до войны таскал у старой бабушки конфеты и все, что только ему нравилось, а дядя Антти не хотел слышать ничего плохого о нем, а если и слушал — улыбался, будто ему говорили что-то забавное. Теперь и получилось, что он начал тащить у немцев.
Еще осенью Арво позвал меня покараулить у нашего сарая, в котором был немецкий склад. Днем он прорыл подкоп в сарай, но на ночь караулить склад был поставлен часовой с автоматом. Солдат ходил перед сараем, время от времени подпрыгивая и стуча одним каблуком ботинка о другой. Арво сказал:
— Видишь, он ходит только перед воротами сарая, а у меня подкоп с той стороны. Ты сиди здесь за баней и смотри, вдруг ему вздумается пойти на ту сторону, тогда иди прямо к нему, будто идешь так, куда-нибудь. Он тебе что-нибудь скажет, а ты спроси у него: «Kali?». Спроси громко, чтобы я услышал.
Но я испугалась и сказала, что не буду караулить:
— Идем лучше домой. Но он прошипел:
— Иди, если боишься, а я останусь.
Я ответила, что я вовсе не боюсь, но я не хочу ничего тащить у немцев, и вообще это воровство, и из-за этого немцы могут расстрелять нас и сжечь дом. Арво опять прошипел:
— Не ори так громко — услышат. Давай, иди отсюда!
Я быстро пробежала от бани до дома. Наши сидели на кухне возле горячей буржуйки. Я взяла маленькую скамейку и тоже подсела к ним. Дядя Антти спросил:
— Ну, Суара, где же Симо? — Они нас так дразнили. Я ответила:
— Не знаю.
Тут бабушка встала, сняла с буржуйки чугун с картошкой, слила воду, высыпала картошку в зеленый эмалированный таз, взяла толкушку и сказала мне:
— Подержи таз.
Я всегда держала таз, когда толкли картошку на пюре.
Мы уже сели ужинать, когда пришел Арво. Он сел рядом со мной и прошептал:
— Не хотела посторожить, я тебе ничего не дам.
Утром, как только мы проснулись, Арво повел меня в наш маленький детский домик, который Ройне и Арво построили еще до войны с нашим дачником Витькой в щели между нашим и Юунекслан дворами. Там у него стоял чемодан с теплым мужским бельем, колесо от велосипеда и какие-то другие велосипедные части. Он сказал мне, что соберет велосипед — надо только еще раз туда пролезть. Мне он все же дал несколько белых шелковых парашютиков. На таких парашютиках медленно спускались горящие разноцветными огнями ракеты. Ракеты у него тоже были в чемодане. Он перебирал их и тихо повторял:
— Был бы пистолет, пустили бы ракету.
Потом он эти вещи по одной начал приносить домой и каждый раз рассказывают, где он каждую из них нашел. Дядя опять слушал его с той же улыбкой и брал у него вещи.
Ройне делал дела еще страшнее: у него под верандой был склад самых разных снарядов, бомб, мин, гранат, даже ружье было у него там. Он их находил, разбирал и вывинчивал, порох он ссыпал в большие, как бидоны, медные гильзы от зенитных снарядов, а огненно-красные и ядовито-зеленые капсули клал отдельно. В алюминиевой коробке у него было какое-то вещество. Он мне сказал, что это соя, из которой делают соевые конфеты, оно действительно было бежевого цвета. Я попробовала, и, правда, оно оказалось сладковатым на вкус, но как-то странно заскрипело на зубах, и я выплюнула. Ройне засмеялся и сказал, что это динамит, если положить маленький кусочек на камень и ударить другим камнем, то камни разлетятся на кусочки.
Я попросила у него кусочек динамита, и мы с Арво решили расколоть камень, на котором стоял столб в нашей риге. Мы положили динамит на камень и из-за столба трахнули в него булыжником, но никакого взрыва не получилось, наверное, мы не попали в нужное место. Тогда мы взяли снова булыжник и опять из-за столба трахнули прямо по динамиту, сверкнул огонь и поднялся черный клубок вонючего дыма. Взвизгнули осколки, на большом камне образовалась ямка, а столб даже не поцарапало.